Ни один из людей с запада никогда не стоял перед Гурчу. Это известно. Никто из них даже никогда не входил в дворцовый комплекс. Но Перо, по-видимому, окажется там, и скоро. Поэтому этот не поддающийся объяснению заказ на портрет в западном стиле приведет всех стражников и чиновников дворца в состояние бдительности, граничащей с паникой.

Перо Виллани, художник из Серессы, сын художника, не был убийцей. И ему ни за что не позволят стать им здесь. И то и другое — правда, подумал он, и принял решение у входа в придорожную гостиницу.

Он послал Томо приготовить ему комнату. Попросил того проследить, чтобы принесли горячей воды для ванны, и подготовить ему чистую одежду. Это должно занять его на какое-то время. Он позвал Марина Дживо и отошел с ним в сторону от остальных, к конюшне, куда отвели их животных. Они остановились снаружи. Дживо смотрел на него. Высокий мужчина, с аккуратной бородкой, даже после такого долгого путешествия. Перо сказал:

— Мне необходим был повод, чтобы задержаться здесь. Спасибо. Когда мы с вами встретимся ночью? И где?

— Прямо здесь, — ответил тот, его голос не выдавал его чувств. — Когда взойдет голубая луна. Ваш слуга поедет с нами?

— Нет, — сказал Перо Виллани. — Я один войду вместе с вами в Сарантий.

— В Ашариас, — поправил его Марин Дживо.

Перо посмотрел на него.

— В Сарантий, — тихо повторил он.

Дживо нахмурился.

— Я понимаю. Но только в ваших мыслях и в сердце. Если хотите жить, — он повернулся и зашагал прочь.

Перо вошел в конюшню, нашел осла с вьюком своих вещей. Художники умеют обращаться с веревками, узлами, запечатанными баночками, парусиной. Из открытой двери падал свет, пахло лошадьми, навозом, соломой. Он развернул свои принадлежности, нашел горшочек из обожженной глины с двумя царапинами на нем. Вынул его. Снова тщательно завернул остальное. Привязал опять к спине осла. Заставил себя двигаться медленно. Здесь нет опасности, говорил он себе.

Перо снова вышел во двор у конюшни, потом пошел к тополям и ручью позади гостиницы. К западу от нее ива роняла листья в воду. Солнце садилось. Погода в конце весны стояла теплая, приятная. По берегам росли цветы, жужжали пчелы. Он увидел, как на другом берегу пробежала лиса.

Он сделал вид, будто мочится в ручей. Услышал пение птицы, чей-то слуга кого-то позвал справа от него. Дым поднимался из главного дымохода гостиницы. С той стороны доносился смех.

Перо достал нож и отковырял крышку горшка. Поколебался, потом начал выливать густую краску в воду. Свинцовые белила стоят недорого, он не слишком много потерял.

«Господи, милостивый Джад. Я настоящий серессец», — подумал он. Как будто стоимость краски имела хоть какое-то значение.

Аптечный пузырек, плотно завернутый, заткнутый пробкой, показался из горлышка банки. Смерть во флаконе. Его собственная смерть, вероятнее всего. Он хотел откупорить его, открыть и вылить в траву у ствола ивы. Потом понял, что в этом нет необходимости, это даже может быть опасно. Мышьяк способен убить, если прикоснуться к нему, кто-то ему об этом говорил. Он не помнил, кто именно ему об этом сказал.

Он вылил оставшееся содержимое горшочка, вместе с запечатанным ядом, который он вез всю дорогу, в быстро текущую у его ног воду. На мгновение снова мелькнул флакон, потом исчез.

Он бросил туда же опустевший горшочек и пошел назад, к гостинице.

Томо понял, что его нарочно отослали с распоряжением насчет одежды и ванны. Он догадывался, что собирается сделать художник после беседы с Марином Дживо. Той беседы, которую, считали они, никто не мог подслушать.

Теперь впереди их ждут трудности. Во-первых, Гвибальдо Ферри не только глуп, он опасен, из-за него могут погибнуть другие люди.

Ферри вез двадцать маленьких солнечных дисков, оправленных в золото, спрятав их под двойным дном сундука с одеждой. Его старший слуга, разговорчивый парень, еще в начале путешествия рассказал об этом Томо.

Пошлина за ввоз религиозных атрибутов джадитов в Ашариас составляла сорок процентов. На них еще можно было заработать, но если уклониться от уплаты этой пошлины, заработать можно много денег, и Ферри, очевидно, решил, что если другие сумели, как ему рассказывали, то и он сумеет.

Здесь (на дальнем берегу пролива, где разрешалось жить и торговать джадитам) подобные предметы пользовались большим спросом, и люди, жившие так далеко от дома, хорошо за них платили. Расстояние равнялось прибыли, если тебя не погубят пошлины.

«Или не настигнет смерть», — подумал Томо. Ему очень не хотелось въезжать в стены города в компании человека с контрабандными товарами. С символами веры. Во время войны. А теперь он узнал, так как был не только слугой художника, что его собственный хозяин и умный купец из Дубравы намереваются ускользнуть сегодня ночью, оставив Томо с серессцами.

Это плохая перспектива. У него здесь свои задания. В Совете Двенадцати понимали, что у него вряд ли будет шанс выполнить некоторые из них. Однако если Виллани позволят (или даже вынудят) жить на территории дворца, и разрешат его слуге сопровождать его (маловероятно, но…), тогда Томо Агоста станет первым прошедшим обучение шпионом, проникшим туда после падения Сарантия.

Герцог и Совет дорого заплатили бы за это, и Томо тоже получил бы свою долю — серебром и золотом, — если бы это произошло, и он вернулся бы в город на каналах и рассказал о том, что там видел. У него были свои амбиции, у Томо Агоста. У какого сильного духом мужчины их нет?

Он также владел многими способами убийства, и он думал о Гвибальдо Ферри, когда предложил две монеты слуге на кухне гостиницы, чтобы тот нагрел воды для ванны его хозяина. Он хотел иметь возможность убедиться в том, что сейчас делает Виллани, но в этом не было особой необходимости. Он и так знал. Виллани делал то, что хотел сделать сам Томо: принять меры безопасности, когда они приблизятся к Ашариасу.

Художник избавлялся от яда. И он планировал избавиться от Томо сегодня ночью, бросить его, чтобы тот вошел в город вместе с двадцатью спрятанными солнечными дисками и тщеславным, глупым человеком, который — весьма вероятно — начнет рассказывать о Скандире, как только таможенники его схватят.

И это, вероятно, погубит их всех. В том числе Виллани и купца из Дубравы.

Интересно, подумали ли об этом те двое. Наверное, нет. Они не обучены подобным вещам. Сересса очень хорошо готовит своих шпионов. Та женщина на их корабле, Леонора Валери, была другой, капризом герцога, подвернувшейся возможностью. Женщины, привлекательные женщины, могут оказаться полезными, даже если не умеют открыть замок сундука или двери, или убить.

Ему надо соображать быстро. Тут возникало две разных проблемы. Он должен сегодня ночью поехать вперед вместе с Виллани и Дживо. А те спрятанные диски представляли опасность, как и Ферри. Томо был согласен с Марином Дживо в этом вопросе. Диски не удастся провезти в город незаметно.