Она вздрогнула, Кощей ехал следом на вороном коне. Конь шелровно, переступали только ноги, а сам словно был весь из камня.

— Погоди…

— Тебе искать здесь не одну сотню лет, — объяснилКощей.

— Если надо, — ответила она, — то и тыщу будуискать.

Кощей неспешно ехал следом. Черный конь под ним непофыркивал, не махал даже хвостом. Словно плыл по этому туману как сгустокночи, массивный и застывший, красные как уголья глаза смотрели мертво.

Леся даже не делала вид, что осматривает камни. Кощейпроговорился насчет давности, теперь она выбиралась на самый край, а там иотыщет своего героя — его да не отыскать?

Наконец взор уцепился за самые крайние, самые свежие камни.А когда подошла ближе, на сердце лег как могильная плита тяжелый камень. Заспиной раздался неприятный голос Кощея:

— Перехитрить меня вздумала?

— Да какая хитрость? — пробормотала она. —Так, чуяло сердце…

— Сердце, — фыркнул Кощей. — А то, что неодин твой спутник шел с мечом в руке? А с разных племен, народов, стран иземель идут и идут? И в тот же день… а двоих вообще в тот же час настигло моекарающее слово? Так что даже самых свеженьких камней здесь два-три десятка…Хе-хе!.. Удачи!

Леся посмотрела на камни, на Кощея, снова на камни, указалабестрепетно:

— Не нужно мне удачи. Вот он.

Кощей вскинул брови:

— Почему?

— Этот, — повторила она.

Он развел руками:

— Как скажешь, женщина… Если не угадала, то знаешь, чтотебя ждет.

Она сказала напряженно:

— Но это он?

— Не знаю, — ответил он. — Как я могуотличить один камень от другого? Только по весу. А если вот так, издали, то поразмерам. Сейчас узнаем.

Он вытянул руки, сжал и разжал пальцы. Ей показалось, что ончто-то приговаривает, но слова оставались неслышными. Вспыхнул короткийтрепещущий свет, тут же погас. Отшатнувшись, потерла кулаками глаза, а когданаконец опустила руки, на месте гранитного валуна медленно разгибался Добрыня,все еще серый как камень. По его телу словно пробежал солнечный луч, она услышалаглубокий вздох, глаза из серых стали синими.

Он непонимающе смотрел на Лесю, потом взгляд упал на Кощея.Рука бездумно метнулась к поясу. Кощей предостерегающе вскинул ладонь срастопыренными костлявыми пальцами:

— Не спеши. Наша схватка продолжится… позже.

Леся сказала торопливо:

— Добрыня! Нам надо уезжать. Быстро.

Кощей поинтересовался:

— Так и не скажешь?

Леся пожала плечами:

— Если бы я знала.

— Но почему именно этот камень?

— Сердце подсказало, — ответила Леся просто.

— Чутье?

— Сердце, — повторила Леся.

Кощей всматривался в ее лицо, Леся чувствовала, что этот…это не понимает. Даже если в самом деле знает ответы на все загадки на всембелом свете, то этого не поймет.

Стреноженные кони паслись вдоль берега, где траваподнималась сочная, свежая. Седла и попона лежали нетронуто, только на седлеустроился суслик и, привстав на задние лапки, весело насвистывал.

— Кыш, — сказала Леся.

Добрыня поднял попону, встряхнул, конь подбежал на свист,прыгая стреноженными передними ногами. Пока Добрыня освобождал от пут, мягкиегубы хватали за ухо.

— Как ты меня отыскала? — спросил Добрынянепонимающе. — Я ведь был… камнем!

Она промолчала, что он камнем был всегда, сейчас тоже тотеще камень, и сердце у него каменное, но Добрыня смотрел с искреннимнедоумением, она зябко повела плечом, вспомнив, кто недавно смотрел вот так же…

— Удача, — ответила она, вздохнув. — Простоудача.

— А-а, — протянул он. Плечи зябкопередернулись. — Ну, тогда… А я уж боялся, что пойдут какие-то соплинасчет чуйств! Ты хороший боевой друг, Леся! Сильный и надежный, без соплей. Ана удачу мы должны… Иначе вся жизнь будет черной.

Он наложил поверх попоны седло, быстро и умело затягивалремни. Брови сшиблись на переносице, все еще над чем-то напряженно думал. Ейпоказалось, что в глазах витязя страх разросся, захватил уже половину лица.

Когда Леся взобралась в седло, он уже сидел верхом,оглядывался по сторонам в нетерпении. Как только она разобрала поводья, онповернулся спиной к реке, глаза его жадно обшаривали пустой виднокрай.

Леся оглянулась на чернеющий на закате замок. Плечи еесодрогнулись, из горла вырвался нервный смешок. Добрыня спросил встревоженно:

— Случилось что?

— Да так, померещилось…

— Что?

— Глупость несуразная.

— Какая? — настаивал он.

— Подумалось вдруг, что мы ж были в его власти, —ответила она, отводя глаза. — Мог бы все одно нас казнить.

Добрыня опешил:

— Как это?

— Ну, взять и задавить нас камнями. Или превратил бы вкамень и меня.

Конь под Добрыней пошел шагом, постепенно начиная ускорятьшаги. Добрыня с тревогой смотрел в ее усталое лицо.

— Тебе нездоровится. Как же он мог велеть такое, когдаслово дал, что отпустит, если угадаешь?

Она ответила так тихо и смущенно, что за порывами встречноговетра он едва расслышал:

— Он же злодей.

Добрыня ахнул:

— Но это же… Это же закон! Закон, который внутри нас.Его даже самый лютый злодей преступить не в силах. Чтоб такое преступить, надобыть таким преступателем… таким… преступающим… преступником, что я даже незнаю!.. Нет, ты хоть и верный друг, но ты, уж прости… тупая баба. Не можетсуществовать мир, коль люди бы перестали держать слово!

Конь, чуя острые шпоры, рванул в галоп, словно тоже старалсяуйти от мысли, что может существовать такой подлый и отвратительный мир, гденайдется злодей, что не сдержит слово.

На стене Золотой Палаты очистили место для захваченногооружия. Под звон золотых кубков, смех и выкрики на вбитые в бревна крюки вешалидорогую саблю Жужубуна, золотой чекан Уланбега, стрелы из самшита, усыпанные яхонтамикинжалы, парадные щиты, шлемы…

А Претич и Волчий Хвост, сталкиваясь головами, орали другдругу, спорили, расплескивали вино из кубков. Морщась, Владимир слушал горячуюречь Претича:

— Зачем Отроку это было, а? Зачем нужно?.. Всем по всейнеобъятной Степи видно, что он прав, что не пошел с этими долбоклювами!.. Ивезде видно! И всем!.. Тогда не видно было, тогда… а теперь видно! Ну и сиди всвоем ханстве, радуйся!.. От края Степи и до края говорят, что он мудрый…