Красиво и быстро умереть не удалось.

Владимир спал мало, нужно было, помимо восстановлениягородской стены и сгоревших теремов, заново построить порушенные укрепления наподходах к городу. Только через три дня вспомнил о пленниках, спросилраздраженно:

— Что там с этими… завоевателями?

— На месте, — ответил Претич лаконично. — Аты что ждал?

— Как они?

— В дерьме. Там так и не подсохло. Смердит!.. Но еще ниодин не подох, хоть жрать не даем. Без воды бы уже подохли, но этот дождь…

С напряжением в голосе он поинтересовался:

— А тот… Отрок?

Волчий Хвост кивнул с хмурым удовлетворением:

— Сидит. Матерый волчара!

— Говорит им что?

— Нет. Все молчат, друг на друга не смотрят. Стыдно,видать. Они ж, когда надо было на последний приступ идти, еще и подрались междусобой, кому быть верховным каганом Киева!.. Теперь сопят, глаза в кучку,смотрят только под ноги. В дерьмо то исть.

После паузы Владимир поинтересовался:

— А нашим Отрок что-нибудь говорил?

— Нет.

— Точно?

— Гордый!

— Черт бы его побрал!

Он стукнул кулаком в раскрытую ладонь, прошелся взад-впередпо комнате.

Претич предложил:

— Может, порубить их всех, не мучая?.. А то сегодня,сам видал, Коневич, когда шел через двор, отсалютовал этому… гордому.

Владимир вскинул брови:

— Хану Отроку?

— Нет, не хану. Человеку.

Всемилостивейший и Всеблагой базилевс изволил собратьБольшой Тайный Совет. В полном составе. Слушали спархия. Снова с окраиныимперии пришли вести, которые снова и снова спутали все расчеты. На далекомсевере, в диких лесах создается народ, совершенно загадочный и непредсказуемый.А тут еще хан Отрок, вместо того чтобы повести горящее местью войско, явился вКиев и сдался в плен. Словно и он тоже… киянин! Один из тайных соглядатаев самвидел его, униженного и оскорбляемого чернью, сидящего на солнцепеке под стенойсруба, возле которого свирепый каган Руси люто казнит врагов. Пленники ужеизнемогли, кое-кто в беспамятстве, троих ханов терзает болезнь, даже Отрок,явившийся позже, исхудал и выглядит при смерти. Но киевский каган не спешит сказнью, наслаждаясь их муками…

Базилевс оглядел всех налитыми кровью глазами:

— Что предлагает наш мудрый Фивантрокл?

Старец в расшитом красными цветами халате, тяжелом отзолотых украшений, поклонился, заговорил тихим, вкрадчивым голосом:

— Времена меняются, ханы приходят и уходят, но интересыимперии вечны. Дикарские души, бросаемые из стороны в сторону примитивными инепонятыми просвещенному человеку чувствами, снова спутали наши безукоризненныепланы. Но империя стара, она не впадает в отчаяние от промахов… в которых невиновата, а умело строит новые планы.

Он поклонился и сел. Действительно мудрый, сказал много, ноничего не предложил. Базилевс прошелся тяжелым взглядом по членам совета. Всехпригибало, словно по ним, как по каткам, протаскивали мраморные блоки длястроительства нового дворца.

Тяжелый и вместе с тем острый взгляд приподнял Йегу. Тотпоклонился, еще и еще раз суетливо сгибался, выказывая свою ничтожность, темсамым как бы приподнимая Божественного базилевса.

— Капля долбит камень, а время изгрызает любыетвердыни. Нам ничего не остается, как с упорством мудрых найти тех, кто смог бывозглавить племена… а лучше всего, объединение этих племен. Степняки плодятсябыстро! Уже на следующую весну в седло сядут массы молодых удальцов, что сейчасеще скачут на деревянных палочках. Им понадобится оружие.

Фивантрокл поднялся и добавил льстиво:

— Если Мудрый базилевс поторопится, то можно в казненаскрести еще на сотню тюков с оружием. Если там пусто, то еще чуть поднятьналоги… Зато успеем в их племена еще до выбора новых ханов. Успеем кому-топомочь, а эти дети степей по-дикарски верны слову и до гроба будут благодарнытем, кто их поддержал еще в неизвестности… Ха-ха!..

Копыта стучали громко, зловеще. Твердая земля с редкимикустиками и клочьями сухой травы осталась позади. Теперь под копыта бросаласьсплошная каменная плита, мертвая и враждебная. Сердца сжимались в недобромпредчувствии, Добрыня посматривал даже на небо, пригибал голову. С востоканадвигается массивная туча. Край резок и обрывист, вершиной туча царапаетнебосвод, а основание двигается так низко, что сломало бы верхушки сосен, еслибы деревья росли в этом безжизненном мире. Скол тучи с синим оттенкомперекаленного железа, а сама туча казалась такой же плотной, как и каменнаяглыба, по которой стучат их копыта.

Солнце, медленно разбухая, из оранжевого слитка превращалосьв багровый шар. На его пути плавился небосвод, ползли темно-красные потеки,поджигая темный край земли.

Леся с растущей тревогой поглядывала на мрачного витязя. Оннесся на фоне зловеще багрового неба, залитый недобрым цветом пролитой крови,загадочный и молчаливый, как сама смерть. Конь тоже стал розовым, будтовынырнул из озера крови. Пусть кровь стряхнуло ветром, но оттенок остался, дажезапах…

Она потянула ноздрями. Запах крови стал отчетливее. Копытагремели зло и неумолимо, впереди возникла невысокая гряда, закрывая то, чтождет впереди.

— Добрыня! — вскрикнула она тревожно. — Чтотам?

Ветер унес ее слова, а витязь мчался сквозь красный мир всетакой же неподвижный, словно скала двигалась сквозь багровый мир огня и крови.Она прокричала снова, тонко и отчаянно, даже его конь тряхнул ухом, словносбрасывал слепня, наконец и Добрыня повернул к ней голову. Красные сполохиметались по лицу, как языки адского пламени.

Слова застыли у Леси в горле. На нее смотрели глаза… если немертвеца, то человека, что уже стоит на грани двух миров.

— Река, — ответил он мрачно, голос прозвучалподобно грому. — Просто река.

Кони с разбегу вбежали на каменную гряду. У Лесиостановилось дыхание. В каменных берегах бесшумно и страшно двигалась река.Темная как смоль, тяжелая, она передвигалась подобно лаве, без привычных волн,а каменные борта удерживали ее, не давая раскатить волны по всему миру.

— Боги, — прошептала Леся. — Что это?

Добрыня, сам темный и мрачный, как порождение этого мира,повернул коня. Леся, прикусив язык, поехала следом вдоль берега. От звонаподков по телу бежали мурашки.

Темная изба показалась Лесе огромным камнем, поросшимзеленым мхом. Стены вросли в землю по самые окна, и снова Леся ощутиланепонятный страх. Под копытами стучит цельный камень, что за избушка такая…