Оставив часового бдить, спустился на третий этаж. Здесь была лаборатория алхимика и апартаменты барона – его кабинет и спальня. Странное совмещение. Алхимика надо убрать подальше. Вдруг бомбу сотворит. Столько лет служил мастеру пыток, что должен был от него набраться плохого, как собака блох. Хотя ментально просто чудаковатый ученый-крохобор, который ищет философский камень. Но даже здесь, в мире магии, невозможно преобразовать свинец в золото.

У входа на этаж стояли два нехейца. «Вот это правильно», – удовлетворенно подумал я. Проход сюда только через верных бойцов. Кивнув им, прошел в кабинет. Кабинет как кабинет. Стол, стулья и шкафы. Застекленное окно, стены отделаны красным деревом. Над столом портрет Шарду аляповатый, вычурный. Непорядок. Надо выбросить. Оглядев бегло помещение, прошел в личные покои. В первой комнате небольшой стол и два стула, в углу деревянное корыто, довольно большое. Выбросить, пришло мне в голову, весь вид портит. Лучше баньку построить. С веничком да парком, замечтался я, да с комсомолками. Тьфу! Да что ж такое! Вот привязалось! Вспомнилось былое и было отвергнуто как порочащее доброе имя барона Тох Рангора. Нет, баня в планах осталась. А вот комсомолки растворились тенями в прошлом и исчезли.

В другой комнате, оказавшейся собственно спальней, стояла большая деревянная кровать, застеленная шелковым зеленым покрывалом. На окнах цветные витражи, сквозь которые еле проникал тусклый дневной свет. А вообще-то уютно.

Магических светильников нет. На стенах подставки и лампы с ароматным маслом. Я присел на кровать и попрыгал. Подо мной была толстенная перина. Ладно, пойдет. Пойду смотреть второй этаж.

Этот этаж тоже охраняли нехейцы. Я кивнул им и прошел дальше. Здесь частично уже осмотрелся. Большая и малая столовые. Комнаты дочерей барона, общая светелка и еще несколько дверей. Я постучал в одну дверь. В ответ тишина. Заглянул. Кровать, большое зеркало, низкий столик, пуфик, шкаф. Прямо по-спартански. В другой комнате то же самое. Напротив была светелка, где я прятался в свое время. И в ней никого. Больше не затрудняя себя вежливостью, перестал стучаться и открыл дверь в следующую комнату. В ней почему-то царил пар и полумрак. Среди непрозрачной серости смутно виднелись фигуры и слышалось плескание воды.

«Прачечная, что ли?» – подумал я и прошел вглубь. Отодвинул шторку и встретился с горящими глазами, смотрящими почти в упор. Я оторопел, а в следующий миг мне прилетело в лицо деревянной шайкой. Если бы не Лиан, быть бы мне без носа. Затем раздался оглушительный визг, и меня, контуженного и оглушенного, облили мыльной водой. Так как я стоял с открытым ртом, то в него попала вода, и я вздохнув закашлялся. А на меня налетели две голые фурии. Одна черная и блестящая, как срез пласта угля, другая – бело-розовая, словно оживший мрамор. Одна лупила меня шайкой и испуганно вопила, другая какой-то мыльной мочалкой, и при этом они обе визжали так, словно им вырезали аппендикс без наркоза.

Через пару секунд я опомнился и выскочил. Захлопнул за собой дверь и подпер ее спиной.

Боже, ну за что мне все это? Я был не просто расстроен, я был до глубины души возмущен своей глупостью. Ну что мне стоило постучаться или спросить: «Есть тут кто?», а не переться наобум. Но кто же знал, что здесь, наверху, может быть баня-купальня. Тут сортиров даже не было, одни горшки под кроватями. А тут целая баня. Куда они воду девают после мытья?

– Ирри, это ты? – раздался осторожный голос из-за двери. Голос принадлежал Ганге. – Ты что-то хотел?

– Да, дорогая, это… Тьфу! – стал отплевываться я, какой же противный привкус во рту от мыла. – Ирридар. И я просто знакомился с замком.

– Это Ирри! – обратилась она к кому-то, не думая даже продолжать со мной разговор. – Наш будущий супруг. И чего ты орала? – В ее голосе слышались легкий укор и насмешка, как будто она сама не вопила словно жертва, встретившая в своей комнате вампира с пауком в руке.

«Ага, значит, там Чернушка», – сообразил я и осознал всю глубину своей глупости. А кто там может быть еще, да к тому же черный как ночь?

– Вот ты чего переполошилась? – смеясь, спросила Ганга. – И ударила его? – В последних словах уже слышалась ревность и легкое возмущение.

– Я испугалась! Сначала. Ты сама говорила: «Береги свою девственность», вот я и хотела ее сберечь, когда увидела мужчину.

– А ты что, его не узнала? – Теперь в голосе моей невесты слышалось удивление.

– Узнала, – хихикнула Чернушка, – но не могла остановиться. А ты? Ты сама орала и размахивала мочалкой. Видела бы ты себя со стороны. Наверное, вообразила, что это меч? – Послышался приглушенный смешок.

– Потому что ты визжала, и я тоже испугалась.

Они, видимо, уже забыли обо мне, и я на цыпочках отправился подальше от этой комнаты. Подальше от этого крыла башни. Все, сюда я больше не ходок. А то еще скажут, что я подглядываю. И вообще, мне нужно переодеться.

Ганга чувствовала свою беспомощность. После слов жениха «идите и думайте» она поняла, что думать не умеет. Или, вернее, умеет, но не знает о чем. Она некоторое время пыталась собраться с мыслями, но не получалось. Пупсик – она хихикнула, вспомнив, как его назвала Чернушка, – поставил ее рядом и назначил правительницей баронства. А как править? Если бы это было племя орков, она бы знала свое место и приняла его безропотно. Дело женщины – рожать и обслуживать мужчину, советовать ему тихо в постели. Стать главной среди других жен. А тут люди. Как быть? Стойбища нет. Мужа нет. Постели нет. Шаманка была растеряна. Наконец она пересилила себя и пошла к Нему.

Она поймала себя на том, что не знает, как к жениху относится. Про себя называла его – Он, с трепетом и благоговением, принимая его превосходство, но то, что он человек, сбивало ее с толку. Орки привыкли презрительно относиться к людишкам. Слабые. Живут мало. Плодятся как тараканы и подлые. В общем, ничтожества. А Он другой. Наглый, уверенный, сильный, заставивший орков уважать себя. Полон тайн и окружен врагами. И это в шестнадцать лет! С ума сойти. Но в то же время она влюбилась сначала тайно, гоня от себя это чувство. Это произошло, когда наглец лизнул ее грудь. У нее внутри что-то разорвалось, а потом она стала плавиться, как воск на горящей свече. И уже ничего с собой поделать не могла. Ругала себя, проклинала его, с облегчением приняла его смерть – наконец-то чувства, раздирающие и сжигающие ее, погаснут. А Он, гад, выжил и отказался от нее, когда получил в качестве откупа. Ганга тряхнула головой, отгоняя воспоминания, и вошла в столовую.

Ирридар сидел, обложившись бумагами, и что-то сосредоточенно писал. Увидел ее, улыбнулся мягко, даже радостно, и комок у нее в груди растаял. Она смело подошла и стала говорить о своих проблемах. Он объяснял, терпеливо и доходчиво, а она смотрела на него и слушала, слушала, слушала… Наваждение прошло, когда Он сунул ей в руки стопку бумаг.

Ганга обомлела, бегло просмотрев то, что ей передал жених. Он в мельчайших деталях расписывал по годам то, что должно быть сделано. Собрав листки, она в растерянности встала и вышла.