возможности не убеждая своих партнеров по палатке), что ты действительно внутренне готов к выполнению протокольных процедур во всем требуемом организмом объеме». Соблюдение этих простых, но весьма эффективных правил позволило мне относить время, потраченное на протокольные процедуры, к категории, скорее, приятного. Правило, гласившее: «Минимум одежды», которое многим поначалу казалось спорным, полностью себя оправдало, особенно в Антарктике, где метели были настолько суровыми, что наличие любой лишней детали на теле, неизбежно затягивая протокольное время, порой приводило к невозможности исполнения протокола без опасения превратиться в ледяную статую.

Однако довольно об официальной части. День был практически копией предыдущего, и нам удалось, пройдя очередные 28 миль, выйти наконец на траверс поселка Упернавик, расположенного на западном побережье Гренландии немного севернее 72-й параллели. Этот злополучный Упернавик давно был для меня некой мифической целью. Разглядывая по вечерам карту Гренландии масштаба 1: 5 000 000, я мысленно уже по меньшей мере раз десять достигал этого Упернавика – одного из последних оплотов цивилизации на нашем пути к северу. И вот он этот день настал, буднично и просто, как и многое другое в нашей жизни, к чему стремишься из последних сил, а достигнув наконец желаемого, уже не чувствуешь того подъема, который вел тебя к заветной цели. Впрочем, это все из серии «Предвкушение события – сильнее него самого».

Возвращаясь некоторым образом к протокольной теме, хочу рассказать о ситуации, возникшей в связи с этим в нашей с Уиллом палатке, и как мне удалось дипломатично ее разрешить. Последние два-три дня, когда я возвращался утром в палатку со своих метеонаблюдений, а это было в 6.05—6.10, первое, на что я натыкался при входе, был наполненный до краев отборной мочой предводителя его ночной сосуд. Возлежавший в мешке предводитель слабым голосом просил меня его опорожнить в снег перед входом в палатку, всем своим видом давая понять, что ему это не с руки, так как вылезать из мешка до того, как я разожгу примус, он явно не хотел. Первый раз я как-то не придал этой просьбе особого значения, но после третьего раза подумал: «С какой стати я буду выносить горшки вполне дееспособного мужика, пусть не говорящего по-русски, а потому уже немного ущербного?!» Ведь у него было вполне достаточно времени, пока я бродил между палатками, нервируя народ ужасающими подробностями о погоде. Я решил положить этому конец, причем оформил свой протест в виде стихотворения под названием «The Ballade about Pee Can» – «Баллада о ночной вазе». Чтобы она была понятнее злостному нарушителю правил советского общежития, я написал ее на его родном языке:

What is the best for polarman?

The stove, the shovel and pee can.

You wouldn’t get trouble in your tent,

If you have small or big pee can!

It helps you always as best friend…

One thing I can not understand —

Why Will don’t like to pour out pee can?!

Each morning, when I come in tent,

I see in front his full pee can!

It’s maybe difficult for Will

To make door open.. Or he’s ill?

O! Not at all! He looks so good!

He drinks a lemon, writes his book!

So, what’s the matter? Will, explain!

But, if I’ll see full can again,

I will announce on walls of tent:

«Will! Don’t forget pour out pee can!

Remember when you smelled so fine…

The best pee can is EMPTY one!!!»

По-русски это звучит примерно так:

Что является самым необходимым

Для полярника?

Печка, лопата и… ночная ваза.

У вас никогда не будет

Проблем в палатке, если вы

Имеете ночную вазу.

Она всегда готова помочь,

Как лучший друг.

Одного я не могу понять —

Отчего Уилл не любит опорожнять

Свою ночную вазу.

Каждое утро, когда я вхожу в палатку,

Я вижу у входа наполненную до краев его вазу.

Может быть, Уиллу трудно

Открыть дверь и вылить ее?

Или он приболел?

Но нет! Он отлично выглядит,

Пьет джус, пишет свой дневник!

Уилл! В чем дело, объясни?

Однако если я еще раз обнаружу полную вазу,

Я напишу на стенах палатки:

«Уилл, не забудь опустошить свою ночную вазу!

Запомни: лучшая ваза – пустая ваза!»

Баллада имела оглушительный успех. Теперь предводитель сам обращался, и весьма бережно, со своею вазой, регулярно ее опустошая в отведенном месте и в отведенное время. Вот вам и волшебная сила искусства! Более того, я получил заказ от предводителя на сочинение баллады о нашем супе – любимом творении из меню Уилла.

27 мая

Не смел сегодня наш учитель

Свою упряжку торопить,

В тени держался предводитель

И не желал нас предводить…

Погода в течение дня: температура минус 15 – минус 5 градусов, ветер юго-восточный 4–6 метров в секунду, ясно, небольшая облачность, видимость хорошая.

Мы все еще продолжаем ползти в гору и одновременно с набором высоты набирали форму, теряя вес и обрастая длинной, повторяющей рельеф местности мускулатурой. Вот сегодня, к примеру, вышли в 8.20! Совершенно непостижимый результат, если принять во внимание, что, для того чтобы стартовать, нам необходимо было не только ликвидировать лагерь, но и разбудить, привести в чувство, запрячь 30 ездовых и уже порядком заезженных собак. В самом начале экспедиции на эту процедуру уходило от 40 минут до часа, да и то только в том случае, если не требовалось раскапывать лагерь после пурги. Сейчас же – правда, при хорошей погоде – мы тратили на это около получаса.

По плану расстановки упряжек сегодня первой, следом за мной, должна была идти упряжка предводителя. Мы так и стартовали.

Однако уже через час, обернувшись, я увидел, что за мной на всех парусах ярко-зеленого цвета мчится Джеф, а предводитель со своими «уилловскими тяжеловозами» откатился на последнее место, пропустив вперед даже медлительных собак Кейзо. Усталость собак предводителя с каждым днем становилась все заметнее. Это можно было объяснить тем, что его собаки были крупнее остальных и оказались, по-видимому, более чувствительными к наметившемуся дефициту продовольствия. Мы старались хоть немного усилить их традиционный и уменьшающийся