именно в наших условиях проблем с мытьем не было никаких. Начнем с того, что в тех местах, где мы путешествовали (в Гренландии или позже в Антарктике) сосредоточено более 90 процентов мировых запасов пресной воды в виде льда и снега, чего вполне хватало, даже для ежедневного помыва, всему нашему коллективу, включая собак. Были только два сдерживающих фактора: объективный, связанный с ограниченными запасами топлива, и субъективный, обусловленный привычкой и стремлением каждого из нас к чистоте собственного тела. Мне представляется, что в наших условиях основным был как раз субъективный фактор. К счастью, и это было еще одной точкой соприкосновения наших с предводителем характеров, мы оба – пусть с разной скоростью и различными путями – стремились к чистоте. Для этого я ежедневно принимал снежный душ и периодически мыл голову горячей водой, Уилл предпочитал обтирания влажной тряпкой и скобление спины остро отточенным ножом. Когда я вспоминаю эту картину, у меня до сих пор бегают мурашки по коже. Понятно, что наиболее «чесные» места были и наиболее недоступными, поэтому предводитель доверял это опасное дело мне. Думаю, что если бы кто-нибудь из наших товарищей заглянул к нам в палатку в момент, когда я очищал от ржавчины буйно поросший шерстью корпус Уилла, то он просто-напросто испугался бы. Мы сидели оба, раздевшись до пояса, при этом я усердно работал его огромным ножом, а Уилл жмурился и кряхтел от удовольствия. Иное дело мытье головы: один чайник на двоих, кружка и кусок мыла – вот и все, что надо, чтобы иногда чувствовать себя человеком, даже вдали от цивилизации.

На радиосвязи сообщили, что самолеты будут ждать нас 16 июня. Предводитель же надеялся выйти в точку 13-го! Пресс-конференция в Нью-Йорке – 21-го, а мой вылет домой – 28-го. Таким образом, у меня будет еще неделя в Миннесоте. За последние три дня прошли 88 миль.

26 мая

В палатке жизнь – спина к спине,

Бок к боку, к носу – нос!

Но все же, как казалось мне,

Есть вещи, ясные вполне,

Что делать надо врозь…

Погода в течение дня: температура минус 17 – минус 12 градусов, ветер востоко-юго-восточный 4–5 метров в секунду, ясно, видимость хорошая.

Погнавшись за высокой модой, я продержался лишь три дня… «Нельзя идти против природы!» – кричит натертая ступня. Сегодня утром я отчетливо понял, что если я еще хотя бы день пройду в ботинках «Salomon», то мне придется ампутировать левую ступню.

Ощущавшийся весь вчерашний день дискомфорт в левом ботинке ночью перерос в сильную боль в области подъема левой ступни. Я провозился с ней все сегодняшнее утро, пытаясь хоть как-то вернуть ей прежнюю подвижность и уменьшить болезненные ощущения с помощью интенсивного массажа. Через полчаса наметились какие-то сдвиги, однако я не испытывал никакого желания сегодня повторить столь славно начавшийся три дня назад эксперимент со сменой обуви. Я, правда, предпринял еще одну отчаянную попытку удержаться в седле, одолжив для примерки ботинки Джефа. Ситуация с примеркой этих ботинок несколько напомнила мне таковую, случившуюся задолго до нашей экспедиции и при других обстоятельствах, а именно ситуацию с примеркой хрустального башмачка старшей сестрой Золушки. «Не ваш размерчик’с», – ехидно, причем на чисто русском языке произнес предводитель. Увы, я это и сам прекрасно понимал. Выход был только один: возврат в прекрасное первобытное прошлое – к маклакам, более лояльно относившимся к анатомическим особенностям строения моих ног. Приняв это нелегкое решение, я отправился за погодой. И не напрасно – она была под стать вчерашней: ясной, пронзительной и немногословной, о чем я и поспешил сообщить своим пребывающим в полном неведении товарищам. Моя встреча с Этьенном состоялась несколько раньше ожидаемого – он уже тоже был на улице. Если меня в такую рань выгонял из дома мой служебной научный долг, то Этьенна – его долг перед вчерашним плотным ужином. Вообще-то время для естественных отправлений организма каждый из нас выбирал самостоятельно в полном соответствии со своими физиологическими особенностями. Идеальным вариантом для этих процедур, названных нами из дипломатических соображений «Protocol Time», было раннее утро до или после завтрака. Полновесный успех этой утренней протокольной процедуры во многом, если не во всем, определял наше настроение на весь последующий день. Каждый из нас ценил это время и стремился к его максимальному сокращению. Самыми удачными эти попытки были во время ненастной погоды. Сильный ветер, особенно со снегом, незамедлительно выявлял тех, кто был не прочь изменить формат этой отточенной до совершенства постоянными тренировками протокольной процедуры. Предводитель и Этьенн, как ни прискорбно это было для всех нас, рядовых членов команды, первыми были уличены в отступлении от протокольных норм. Это отступление проявлялось в незначительном, на первый взгляд, отклонении от утвержденных и согласованных всеми нами протокольных маршрутов. Основным правилом протокола было соблюдение таинства процедур и сохранение полной конфиденциальности протокольных материалов. В хорошую погоду этого правила придерживались все без исключения, в плохую же – и предводитель, и Этьенн, скрываясь от ветра, совершали протокольные процедуры непосредственно около палатки, нимало не заботясь о сохранении конфиденциальности результатов своей деятельности. На первых порах те из нас, кто свято и наивно верил в незыблемость основного протокольного правила, жестоко пострадали из-за преступной халатности лидеров команды, вплотную и помимо своей воли познакомившись с протоколами их заседаний. Вот и сейчас я встретил Этьенна, сидевшего в позе орла непосредственно у входа в свою палатку. При нашей неожиданной встрече Этьенн ничуть не смутился и продолжил свое занятие, требовавшее в силу однообразия нашего меню исключительной внутренней собранности и сосредоточенности. Я в свою очередь совершенно машинально сообщил Этьенну параметры погоды, в которых он, признаться, абсолютно не нуждался. Он даже лучше, чем я, вооруженный подслеповатым термометром Джефа, чувствовал, что температура сегодня низкая и что дует ветер, а уж то, что он догадывался о том, откуда этот поганый ветер дует, говорило само за себя выбранное им для протокола место: в ветровой тени палатки.

Что касалось меня лично, то в этой первой для меня большой экспедиции я определял свое отношение к протокольным процедурам методом проб и ошибок, пока наконец не пришел к формуле, которой старался придерживаться во всех последующих экспедициях. Суть ее заключалась в выполнении трех следующих правил: «Максимум скорости», «Минимум одежды», «Максимум конфиденциальности». Было и еще одно золотое правило, гласившее: «Прежде чем решиться выйти из палатки для совершения протокольных процедур, особенно в плохую погоду, лично УБЕДИСЬ (по