Пока я ехал в трамвае, ничего не произошло. Я не засек ни паттхов, ни айиками, ни каких-либо признаков слежки или наблюдения. Поездка показалась мне очень короткой, и вот уже двери вагончика открылись на остановке в космопорту Бангрот.

До «Икара» отсюда было шагать и шагать. Впрочем, толпа уже поредела, и, может быть, мне повезет поймать свободный кар. Но, как бы там ни было, я все равно не собирался отправляться прямо на корабль, ни пешком, ни на машине. Вместо того чтобы повернуть направо, к «Икару», я свернул налево и пошел к станции «Межзвездной связи».

Секретарша в приемной нашего покровителя заставила меня прождать на линии несколько минут, что само по себе было плохим знаком. Это означало, что им пришлось разбудить дядю Артура, а когда нарушают его драгоценный сон, он подходит к видеофону далеко в не самом лучшем расположении духа. Учитывая, какие новости я собирался сообщить ему, наш разговор обещал быть одним из самых неприятных за все знакомство.

Когда экран ожил, с первого взгляда стало ясно, что моя оценка ситуации оказалась чудовищно неверной. Дядя Артур подошел к видеофону вовсе не в ночной рубашке и небрежно накинутом поверх нее халате, а его волосы не торчали в разные стороны, образуя этакий нимб. Нет, он был при всем параде, причесан волосок к волоску и облачен в наряд, который одевал только по торжественным случаям и которого я на нем уже несколько лет не видел.

Все это означало, что я вытащил дядю Артура не из постели, а из мутных вод, где он проводит большую часть своей жизни, общаясь с акулами или еще какими хищниками, пребывающими на ступень выше в пищевой цепочке. Я отвлек его от общения с сильными мира сего. Я задался было вопросом, к лучшему это или же наоборот, но моей ударенной голове такие задачи были не под силу.

А потом я увидел, какое у него лицо, и ледяной холод сжал мое сердце. Такое скорбное, как на кладбище, лицо бывает у того, кого противники загнали в угол, когда больше некуда деться и трюков в запасе не осталось. Взгляд гроссмейстера, оставшегося с единственной пешкой и королем, когда он с горечью понимает, что пешкой придется пожертвовать.

— Джордан, — ровным голосом сказал дядя Артур, тщательно следя за интонациями. — Мы как раз говорили о тебе. Как обстоят дела?

— Не слишком страшно, — ответил я. — А как у вас?

— Боюсь, не лучшим образом, — признался он. — Где ты сейчас?

— На Палмари, тут Большой фестиваль в разгаре, — сообщил я. — И надеюсь убраться отсюда как можно быстрее.

— Как я понимаю, у тебя были неприятности?

— Можно и так сказать, — съязвил я. — Меня сцапали паттхи. И позволили своим подопечным айиками сыграть на моей голове барабанное соло. Экипажу удалось выручить меня, но при этом двое получили ожоги. Я знаю, вы не любите открыто вмешиваться в мою жизнь, нонам нужна поддержка. И она нужна нам сейчас.

Выражение его лица, пожалуй, стало даже более непроницаемым.

— Ты уже решил, куда направишься дальше?

— У одного из членов нашей команды есть друг на Бейскриме. У него там турбаза на отшибе. Сейчас в ней никого нет, — ответил я, похолодев пуще прежнего. Дядя ничего не ответил на мой призыв о помощи, а когда я упомянул Бейскрим, он должен был бы тут же застучать по клавиатуре компьютера. Но он не стал запрашивать данные на планету. — Думаю, перелет займет дней пять. Наверное, хоть кто-нибудь из ваших ребят успеет за это время добраться туда.

— Да, это так, — вымученно согласился он. — Джордан… боюсь, никакой поддержки с моей стороны не будет.

Такого я все-таки не ожидал. Я изумленно вытаращился на дядю Артура, едва не уронив челюсть.

— Могу я поинтересоваться почему?

— Если говорить прямо, потому что Земля решила остаться в стороне, — ответил он, уже не скрывая горечи. — Менее пятнадцати минут назад Женева разослала официальное уведомление, что никакие общественное, правительственные или частные организации, а также отдельные лица, имеющие подданство Земли или союзных ей миров, не должны предоставлять информацию, персонал и материальное обеспечение или оказывать какое-то другое содействие находящемуся вне закона космическому кораблю под названием «Икар». Его рот изогнулся в кривой усмешке.

— Ты, Джордан, в этом распоряжении упомянут особо. Вместе с Иксилем и еще двумя-тремя членами команды, имена которых им удалось узнать.

— Бред какой-то, — запротестовал я. Собственный голос доносился до меня будто издалека, сквозь участившийся пульс крови в висках. У меня вся надежда была только на дядю Артура. — Они не могут так поступить. Ставки слишком…

— Они прекрасно знают, каковы ставки, — перебил дядя, поморщившись. — Я тебе еще не все рассказал. Примерно за десять минут до того, как Женева издала этот приказ, паттхи обнародовали свое официальное заявление. Они объявили анафему всему народу каликси.

Я потрясение уставился на него, в ушах у меня эхом отдавались слова Наска, как он проклинал Иксиля и грозил карой его соплеменникам.

— Быстро, — сказал я. — Посол паттхов высказал эту угрозу меньше часа назад.

— Да, — согласился дядя Артур. — Не знаю уж, чем ты их там так довел, но, похоже, паттхам надоело играть в игры.

Я громко вздохнул.

— Мне было больше по душе, когда они шныряли украдкой и не говорили никому, кто или что именно им нужно. Женева что, забыла, что в этом деле замешан Арно Камерон?

— Полагаю, что нет, — пожал плечами дядя Артур. — Если бы сам Камерон был в Женеве, он бы подергал за нужные ниточки и подкупил бы весь город. Но, насколько мне известно, он все еще числится пропавшим без вести, а такого рода ниточки сами по себе дергаться не будут. — Он прищурился. — Разве что ты знаешь, где он сейчас находится.

— Если бы я знал, вам бы я уж точно не сказал, — уныло ответил я. — По крайней мере, не в присутствии всякой заносчивой шушеры, которая там у вас собралась.

Он мельком покосился на собственный наряд.

— Полагаю, мой костюм выдает меня, верно? — заметил он. — Да, Женева была столь дальновидна, что послала ко мне двух своих представителей, которые лично вручили мне копию указа. Однако они нас сейчас не слышат.

— Полагаю, я должен быть благодарен и за это, — проворчал я. — Недолго же протянула наша с вами небольшая частная договоренность.

— Да, недолго, — согласился он. — Я даже несколько удивлен, что власти по прошествии стольких лет не забыли обо мне.

— Жаль, что не забыли, — сказал я, осторожно ощупывая шишку у себя на затылке. Размерами она не уступала грейпфруту-рекордсмену. — Ладно, значит, вам запретили иметь со мной дело. И всем обитателям Спирали, у которых десять пальцев и красная кровь, — тоже. А что это означает на самом деле?

— Боюсь, что это означает именно то, о чем говорится в указе, — вздохнул дядя Артур. — Я ничем не могу помочь тебе.

— Да бросьте, — фыркнул я. — С каких это пор вы стали позволять кому-либо указывать, что вам можно делать, а что — нет? Особенно если это исходит из Женевы?