Джоанна ласково протерла лицо короля влажным тампоном и вдруг произнесла:

— Знаете, Ричард, в этой войне за Иерусалим можно было поступить иначе. Ведь сейчас Саладин идет на многие уступки. А один мой знакомый как-то сказал, что надо бороться не против чего-то и кого-то, а стремиться к чему-то.

— Как это — не бороться против кого-то? Кто тогда будет с нами считаться в этом враждебном краю?

В голосе Ричарда звучало раздражение, но Джоанна ответила:

— Сир, разве вам не приходило в голову, что самая короткая дорога отнюдь не всегда бывает прямой?

Потом она расчесывала густую золотистую гриву короля, а он о чем-то размышлял. Ричард вспомнил слова отшельника, передавшего ему частицу Животворящего Креста: «Приложи усилия, чтобы христиане могли входить в Иерусалим с молитвой, а не с мечом», — посоветовал тогда святой старец. Но разве это не то, о чем сказала сейчас Джоанна? Не война, а мир, не борьба, а стремление к той цели, какая так важна для всех верующих, — возможность молиться у Святой Гробницы.

— Вероятно, вы правы, миледи, — задумчиво произнес король. — Не все замки можно взять лобовым штурмом. — И, покосившись на ухаживающую за ним родственницу, неожиданно добавил: — А вы сильно изменились за время пребывания в Святой земле, моя маленькая кузина. Или кто-то вас изменил. Клянусь пояском Марии Египетской, я догадываюсь, кто на вас так повлиял. А теперь ответьте: вы все еще продолжаете расточать милости этому своему знакомому? Мы оба знаем, о ком я говорю.

Джоанна улыбнулась и, склонив голову, лукаво посмотрела на Ричарда.

— Даже патриарх Рауль, этот строгий блюститель благопристойности, не видит ничего предосудительного в том, что меня часто застают в обществе человека, которого на поле боя посвятил в рыцари сам Ричард Львиное Сердце.

Король резко взмахнул рукой.

— Ради всего святого, не надо говорить мне о благопристойности этого святоши Рауля! Патриарх, готовый пойти на сделку с Саладином и подбивавший к сдаче защитников Яффы, недостоин оставаться духовным пастырем христиан в Святой земле. Поэтому я собираюсь написать о его неподобающем поведении Папе в Рим. Но это не единственное, о чем я хочу оповестить Его Святейшество.

Он внимательно поглядел на Джоанну.

— Кузина, во время переговоров епископ Солсбери узнал нечто, касающееся непосредственно вас. Речь идет о вашем супруге.

Джоанна почувствовала, как сдавило в груди, хотя и понимала — рано или поздно эта тема должна была всплыть.

Молодая женщина опустилась на стул подле ложа Ричарда и напряженно слушала его рассказ о том, как во время обсуждения вопроса, касающегося обмена и выкупа пленников, епископ Солсбери от имени своего короля начал обговаривать сумму, какую следовало заплатить за родственника Ричарда Английского лорда Обри де Ринеля. Ответ его поразил: оказалось, что, попав в плен, Обри, пребывавший в страхе и смятении, в первый же день согласился отказаться от веры в Христа и принять мусульманство. В соответствии с обрядом посвящения Обри был обрезан, и теперь нет никакого смысла его выкупать, так как освобождению и выкупу подлежали только христиане. Более того, озабоченный тем обстоятельством, что родственник Плантагенетов предал христианскую веру, епископ упросил аль-Адиля позаботиться, чтобы имя этого человека нигде и никогда не упоминалось. И Малик пошел навстречу. А через несколько дней даже успокоил Солсбери, сообщив, что сэр Обри успел настолько обозлить своего нового господина непомерным чванством и жадностью, что, невзирая на то, что именно де Ринель указал сарацинам при осаде Яффы, в каком месте наименее прочно укреплена стена, это не повлияло на решение эмира сделать новоиспеченного мусульманина евнухом. Ныне его отправили в Египет, где он будет присматривать за гаремом некоего вельможи…

— Вы понимаете, кузина, что после всего этого Обри больше не сможет считаться вашим мужем, — подытожил король, глядя на пораженную его сообщением женщину. — Дабы подобная черная овца более не считалась моей родней, я в послании к Папе Целестину опишу создавшееся положение и попрошу разорвать ваши брачные узы. И почему-то мне кажется, что вы не будете сильно сокрушаться по этому поводу. — И Ричард лукаво подмигнул Джоанне. — Ну а теперь, кузина, идите и поцелуйте меня. Ибо я позаботился не только о чести наших семейств, но отчасти и о вашем дальнейшем счастье.

Он получил не один поцелуй, а сразу несколько. Король даже смутился от такого пылкого проявления благодарности и, чтобы успокоить родственницу, строгим тоном повелел ей пойти позвать к нему епископа Солсбери. И когда тот явился в покои короля, он увидел, что Ричард безмятежно улыбается.

— Милорд епископ, — обратился к нему король, — давайте побьемся об заклад, что я угадаю, куда сейчас вприпрыжку побежала леди Джоанна. Наверняка к башне, где расположился Амори де Лузиньян, у которого ныне служит рыцарь Мартин Хоконсон.

Епископ был несколько обескуражен, что Ричард сейчас думает о чем-то, кроме переговоров, касающихся окончания этой долгой войны с Саладином. Однако то, что король наконец-то повеселел, ему понравилось. Ведь они все так жаждали этого перемирия!

Джоанна же и впрямь стремглав вбежала в покои графа Яффы, но взяла себя в руки и осталась на террасе над морем, ожидая, когда наконец ее Мартин освободится от службы. Ее Мартин! Только ее! Она хмелела от этой мысли. Вдыхая всей грудью морской бриз, она смотрела на розовый закат и ощущала себя свободной, как никогда в жизни. Пожалуй, ей стоило немного пожалеть Обри, которого она когда-то любила, но прошедшая любовь, если она и впрямь в прошлом, редко вызывает сожаление. Зато теперь Джоанна могла надеяться, могла мечтать, могла строить планы.

Такой сияющей и возбужденной и нашел ее Мартин. Джоанна птицей кинулась ему на грудь, даже не заботясь, что их могут заметить посторонние. И когда она, захлебываясь счастливыми слезами, поведала ему обо всем, то радость, какую они испытали, просто не имела границ. Их сердца словно рвались наружу, влюбленные обнимались, чувствуя, как бурлит в них жизнь, вскипая волнами счастья, в какое они совсем недавно не смели верить. И хотя еще не было окончательного решения, все же они смели надеяться, что их любовь, столько преодолевшая и вынесшая, поможет им соединиться навсегда. С Божьей помощью и при покровительстве короля Ричарда Английского.

Король же твердо решил исполнить то, о чем мечтали все христиане, — дать им возможность молиться в местах, где бывал Спаситель. Ричард понимал, что не стоит продолжать войну с неверными, чтобы добиться возможности совершать паломничество, — это та цель, ради которой Ричард и приехал в Святую землю. Бесспорно, без силы христианского оружия подобный договор был бы нереален, но теперь… как там сказала Джоанна — надо бороться не против кого-то, а за что-то.

Ричард написал Саладину, поставив одним из условий перемирия возможность для его единоверцев посещать Храм Гроба Господнего и иные христианские святыни. Король обещал, что христиане во время паломничества не посмеют обнажить меч против верующих в Аллаха, и Саладин после некоторого раздумья согласился. Так что не прошло и месяца после подписания перемирия, как множество крестоносцев, сняв доспехи и оставив оружие, направились к Святому Граду.