Она настойчиво думала: доверьтесь мне.

В этот момент в лагере Юань возник механический звук и в восточную стену врезался снаряд. Через секунду они услышали тихий взрыв, похожий на далекий гром, и столб густого черного дыма поднялся из стены. Это был не камень, это была бомба. Выстрелил второй требушет, потом третий. Их длинные руки чертили дуги в небе, как падающие звезды. Чжу чувствовала, как каждый взрыв отдается в глубине ее живота. Она пыталась представить себе, что происходит в городе между Чэнем и Первым министром. Кто кого в итоге предаст теперь, когда все изменилось?

Свет от взрывов освещал лица командиров.

– Ждите, – приказала она. Это было все равно что сдерживать норовистых коней. Она чувствовала, что ее власть над ними слабеет. Если хоть один из них сломается и побежит, другие побегут вслед за ним…

Под этим плоским небом не осталось теней. Утренний туман сгорел, когда армия генерала Оюана вышла из лагеря и начала строиться на дальнем краю равнины. Всадники заняли позиции на флангах. «Я дам вам время до полудня», – сказал он. Полдень приближался, из Бяньляна никто не появился. Чжу беспомощно смотрела, как части его армии сливаются воедино и образуют неподвижный блок, лишенный швов. Они ждали. Только огненно-синие знамена развевались над их головами. В следующий ужасно растянувшийся момент Чжу показалось, что она слышит капли в водяных часах. Эти капли падали все медленнее, пока не упала последняя и осталась страшная, напряженная тишина.

В этой тишине ударил барабан. Бой одного барабана, как биение сердца. Потом этот ритм подхватил другой барабан, потом еще один. С запада донесся ответный барабанный бой. Армии Юани и Чжана говорили друг с другом. Готовились.

Сюй Да подъехал к Чжу. Головы других офицеров повернулись, следя за ним. Цзяо быстрее всех повернул голову. Она показала ему Мандат, и это убедило его последовать за ней – тогда. Но то было в безопасном Аньфэне. Теперь она вспомнила, как он бросил их на реке Яо, как в практических вопросах жизни и смерти он доверял руководству и численному преимуществу. Она чувствовала, что его вера в нее висит на тонкой ниточке.

Сюй Да произнес тихо и настойчиво:

– Уже наступил полдень. Нам надо уходить. – И с болью, которая поразила ее в самое сердце, она поняла, что он тоже сомневается.

Она посмотрела мимо него на далекую монгольскую армию. Она стояла слишком далеко, и Чжу не различала отдельных людей. Вон та блестящая точка в центре передовой линии, это генерал Оюан?

А из Бяньляна по-прежнему ничего.

Ритм барабанного боя стал лихорадочным. Все убыстряющийся темп создавал напряжение, нервы у нее были на пределе; в любой момент произойдет взрыв и обе армии бросятся на Чжу. Они ее уничтожат. Но Чжу уже пережила уничтожение. Она всю жизнь боялась этого, пока не превратилась в ничто, а потом вернулась из небытия.

Она оглянулась на Сюй Да и выдавила из себя улыбку:

– Верь в мою судьбу, старший брат. Как я могу погибнуть здесь до того, как мое имя станет известным? Я не боюсь.

Но он-то боялся. Она видела то бремя, которое взвалила на его любовь и доверие, попросив его остаться, когда ему, наверное, казалось, что все потеряно. Несмотря на прожитое вместе детство и годы дружбы, она понимала, что не знает, что он выберет. Жилы на его шее натянулись, и сердце Чжу затрепетало. Затем, после минутного молчания, он тихо ответил:

– Ты просишь обычного человека полностью довериться судьбе – это слишком. Но я доверяюсь тебе.

Он следовал за ней, когда она ехала вдоль рядов своей армии. Когда ее солдаты поворачивали к ней бледные лица, она смотрела каждому в глаза. Она давала им увидеть свою уверенность – свою сияющую, непоколебимую веру в себя и свою судьбу и в свое блестящее будущее. И когда она заговорила, то увидела, что эта уверенность передается им и остается в них и они становятся тем, что ей необходимо. Чего она хочет.

– Держитесь. Держитесь, – сказала она.

* * *

Грохот барабанов теперь стал непрерывным, невыносимым. А потом это произошло. Движение. Две сходящихся армии: пехота впереди на западе, кавалерия на востоке. Увидев это, Чжу почувствовала, как на нее снизошло странное спокойствие. Это была стена, построенная только из веры, и в глубине души она знала, что у нее уходят последние остатки сил, чтобы удержать ее между собой и надвигающимся ужасом. Строй кавалерии генерала Оюана растягивался по мере приближения, и стало казаться, будто всадники скачут к ним в один ряд вдоль всего горизонта. Под морем развевающихся знамен сверкали их копья и мечи: они были волной, непрерывно подпитывающейся сзади, пока из них не образовался темный океан, устремившийся к ним. Даже на расстоянии его голос докатился до них: нарастающий рев звуков, издаваемых людьми и конями, наложенный на барабанный бой.

Чжу закрыла глаза и прислушалась. В тот момент она не просто слышала весь мир, а чувствовала его: вибрации всех невидимых нитей, которые соединяют одного с другим и влекут каждого к его судьбе. К той судьбе, которая была дана каждому и принята им или которую каждый сам выбрал, подчиняясь своему страстному желанию.

И она услышала то мгновение, когда звучание мира изменилось.

Ее глаза тут же открылись. Барабаны на востоке выбивали новый ритм, а барабаны на западе отвечали. Армия Чжана описала широкую дугу, как стая ласточек, меняющая направление полета. Они изменили траекторию, которая привела бы к их столкновению с Чжу, и направились к западной стене Бяньляна, где всосались в отверстие в стене так же быстро, как дым уходит в дымоход.

И вот – одинокая фигура верхом на коне, несущаяся к ним по долине от ворот, которые открылись в южной стене города. Ее командиры вскрикнули от удивления, и булавочный укол эмоций проник сквозь отстраненное спокойствие Чжу. Крошечный, но болезненный укол, потому что сама его природа допускала возможность провала.

Надежда.

Фигура из Бяньляна приближалась, но армия генерала Оюана по-прежнему надвигалась на них. Пространство между ними сокращалось, и Чжу уже различала всадника на черном коне в центре передовой линии, сияющую жемчужину в темном океане. Яркий свет отражался от его зеркальных доспехов. Чжу представила себе, как развеваются у него за спиной косы из-под шлема и обнаженную сталь в его руке.

Она не могла понять, кто доберется до них первым. Она лишилась своей отстраненности, не сознавая этого, и теперь стала всего лишь крупинкой звенящего ожидания. Казалось, всадник из Бяньляна приближается мучительно медленно,