своей защиты. Я продолжал связывать ее, пока она не была обездвижена, и меня охватило сладкое удовлетворение. Она корчилась на полу, а я шел вперед, глядя на нее с извращенной улыбкой на губах.

— Р-Райдер, — прошептала она, на ее покрытом шрамами лице застыл ужас, его опалил мой яд, когда я сместился в первый раз.

Я присел, пока она извивалась передо мной по моей милости, достал из кобуры на голени кинжал из солнечной стали и поднял так, чтобы она могла его видеть. — Однажды ты сказала мне, что я ничтожество, — прорычал я. Желание сместится снедало меня, пока я смотрел на своего врага. Эта ведьма, которая прокляла мою жизнь. — Я здесь, чтобы показать тебе, что я — все, Мариэлла. Потому что я — твоя смерть.

— Нет! — она застонала, когда я подхватил ее на руки и бросил на кровать, пока она боролась со своими путами. Элис наблюдала из дверного проема, холодная ненависть была в ее глазах, когда она смотрела на Мариэллу, оттопырив верхнюю губу и показав клыки.

Я сорвал рубашку с груди и отбросил в сторону, готовый покрыть себя ее кровью. Я хотел, чтобы она видела мои шрамы, хотел, чтобы она запомнила каждый из них, когда я буду впечатывать свои собственные в ее плоть.

Я взобрался на нее, сорвал с нее толстовку и полоснул ножом по ключице. Она закричала, и я обхватил рукой ее горло, вдавливая ее в матрас, но достаточно ослабил хватку, чтобы она могла говорить. Я хотел знать, что скажет эта шлюха, когда увидит меня, уже не мальчишку, а одного из самых могущественных мужчин в Алестрии.

— Я всегда знала, что ты придешь, — выдавила она из себя и разразилась маниакальным смехом. — Ты — монстр, которого я создала. Ты именно такой, каким я хотела тебя видеть.

— Пошла ты, — выплюнул я.

— Ты каждый день доказываешь им, почему они должны уничтожить вас всех до единого!

Шипя, я ударил ее, толкнув лицом в простыни. — Может, ты и сделала из меня монстра, Мариэлла, но ты сделала меня твоим монстром.

— Я с радостью умру, чтобы война продолжалась, чтобы мой народ жил достаточно долго, чтобы победить. Феликс выпотрошит вас всех, и имя Лунных будет забыто. Никогда не будет еще одного шанса на мир.

— Что значит «еще один шанс»? — прорычал я, думая, не несет ли эта сука чушь, чтобы оттянуть свою смерть.

Она снова рассмеялась, этот холодный смех затронул воспоминания глубоко внутри меня. — Ты никогда не узнаешь правду. И если ты пришел за извинениями от меня, тебе придется вырвать их из моей мертвой плоти.

Я откинулся назад и вонзил лезвие в бок ее бедра, заставив ее закричать так громко, что у меня чуть не лопнули барабанные перепонки. Я питался ее болью, впитывая все до последней капли, пока она исцеляла какой-то давно сломанный кусок в моей груди.

— Ты думаешь, мне нужны извинения? — насмехался я, наклонившись ближе, чтобы она могла видеть только меня, и страх в ее глазах был эйфорическим зрелищем. Она могла говорить так, как будто не боялась, но ужас на ее лице был очевиден. Я так долго ждал этого, и наконец — наконец — она была у меня. — Я хочу услышать, как ты умоляешь и просишь, как это делал я, когда ты впервые взяла меня. Я хочу услышать, как ты выкрикиваешь мое имя, истекая кровью, и когда все будет почти кончено, я услышу, как ты будешь рыдать и молить звезды, чтобы среди них нашлось место для тебя. Но я обещаю тебе, что за пределами этой жизни тебя ждут лишь тьма и боль. Я сам буду торговаться со звездами, чтобы добиться этого.

Я еще раз погрузил лезвие глубоко в ее ногу, и она дико закричала.

Вскоре я купался в ее криках, ее боли. Ее кровь пропитала кровать, окрасив мою кожу. Я резал, отрезал, калечил, пока она не захлебнулась в извинениях, которые поклялась никогда не произносить. Но для меня это ничего не значило.

Я указывал на каждый из моих шрамов, заставлял ее пережить каждый из тех, что она вырезала на мне, прежде чем вырезать на ней в знак раскаяния. И когда ее отрезанный язык был у меня в руке, а она захлебывалась собственной кровью, я вырезал ее сердце из груди и покончил с ней раз и навсегда.

Зажав его в руке, я с помощью своей магии превратил его в грязь и позволил ему вытечь из моего кулака среди крови.

Я смотрел на нее, задыхаясь и застыв на месте, так как ее безжизненные глаза все еще хранили в себе море боли. Наконец-то я освободился от нее, мои путы распались, и я попятился вперед, чувствуя, как в груди разливается облегчение.

Мгновение спустя мягкая рука прижалась к моему плечу, и я повернулся, обнаружив Элис со слезами на глазах. Она подняла меня на ноги, обхватила мои щеки и пристально посмотрела мне в глаза.

— Ты свободен, Райдер, — поклялась она, наклоняясь и целуя кровь с моих губ. — И ты больше никогда не будешь скован.

Я мрачно прорычал, притягивая ее к себе, углубляя поцелуй, пока не подумал о том, чтобы трахнуть ее у стены, купаясь в крови своего врага. Но я хотел смыть эту суку с моей плоти, а не рисовать ею на коже Элис. Раз уж это было сделано, она ни за что на свете не уйдет от меня сегодня.

Она вывела меня из номера мотеля, и я не потрудился оглянуться. Позади меня все равно ничего не было. Там не было никого, кто имел бы значение. И никто, кто когда-либо будет иметь значение снова.

24. Элис

Я проснулась от звука хлопнувшей двери спальни, и мое сердце подпрыгнуло, когда я резко села, обнаружив стоящего надо мной взбешенного Льва с полотенцем, обернутым вокруг талии, и голой грудью, покрытой бисеринками воды. Его золотые глаза горели огнем, и он практически рычал, глядя на меня.

Прежде чем я успела спросить его, в чем дело, в дверь позади него раздался сильный стук.

— Леон! — крикнул Данте, снова колотя в дверь, и я была бы склонна поверить, что он в разгаре одного из их розыгрышей, если бы на лице Лео не была написана ярость. — Да ладно, ты же знаешь, что все было не так!

— Я не могу сейчас смотреть на твое лицо, Данте, — прорычал Леон, прежде чем бросить вокруг нас изолирующий пузырь, чтобы мы