Габриэль пристально посмотрел на меня, ожидая продолжения.

Я вздохнул, глядя на солнце, уходящее за горизонт. — Я добрался до гостиной, а она была там и смотрела прямо на меня. Я помню, что на ней была эта чертова шелковая ночная рубашка, и она начала трогать себя, задыхаясь, пока она просто смотрела. Она предложила мне выбрать наказание… — я попытался проглотить твердый комок в горле, по коже поползли мурашки. Я не знал, почему я решил рассказать ему именно эту историю, это был один из самых постыдных моментов в моей жизни. Я презирал себя за это. Я не мог простить этого, хотя знал, что был в отчаянии, что надо мной надругались, что моя голова была так испорчена, что из-за этого я никогда не мог установить связь с другими фейри.

Габриэль молчал, и я был благодарен ему за это, сидя и напиваясь еще минуту, прежде чем мне удалось вымолвить. — Она сказала, что я могу лизать ее киску, пока она не кончит, или она подвесит меня в подвале и заставит истекать кровью всю ночь, — я прочистил горло, не отрывая взгляда от неба, которое стало сумрачно-красным после захода солнца. — У меня уже было много шрамов от нее, и в тот момент один выбор казался проще другого. Мне было всего пятнадцать, так что до этого у меня не было ни одной девушки, но я просто встал перед ней на колени и лизал пизду этой суки, пока она не закричала. Пять минут такого времяпрепровождения показались мне достойной платой за альтернативу. Но я ошибался. Потому что это было только началом. И хуже всего было то, что… что я… я стал охуенно твердым для нее. И когда она отвела меня обратно в камеру и заперла, я начал дрочить. Но в голове у меня все было перепутано, и какая-то часть меня понимала, как это неправильно. Я все еще ненавидел ее, я не хотел ее. И я ненавидел себя за такую реакцию. Поэтому я кусал свою руку до крови, наказывая себя, чтобы пережить эту разрядку, и с тех пор я просто не могу кончить без этого кусочка боли, — я знал, что говорить ему об этом было неправильно. Мне было неловко делиться этим. Но Габриэль был парнем, и, возможно, он мог понять меня хоть в какой-то степени. Когда дело касалось Элис, мне было так стыдно, что Мариэлла имела надо мной такую власть, что она все еще имеет ее, что я боялся сказать ей об этом. И даже по сей день мне нужна была боль, чтобы кончить.

— Она промыла тебе мозги, это была манипуляция, — сказал Габриэль, его голос был хриплым, словно он был зол. — Ты не должен винить себя или стыдиться. Это она виновата.

Я сжал костяшки пальцев, глядя на выведенные там слова. Боль и похоть. Наказания Мариэллы, единственные две вещи, которые я знал во время нашего с ней общения. И только две вещи, которые, как мне казалось, я мог знать с тех пор. Секс не был простым, как я думал в тот день. Секс был тем, что она использовала, чтобы залезть мне в голову. Чтобы получить глубочайший контроль надо мной. Чтобы заставить меня вожделеть моего обидчика. От этих воспоминаний мне стало тошно, а в груди свернулась ненависть, отчаянно желая выплеснуться на нее.

Я провел рукой по лицу, затем допил свое следующее пиво, взял то, которое тут же передал Габриэль, и проглотил и его.

— Мне жаль, что ты прошел через все это, — серьезно сказал он. — Никто такого не заслуживает.

— Да, ну… дерьмо случается, — я сделал еще один большой глоток пива, впитывая боль в сердце от переживания того дня. Но пока я сидел здесь с ним, тяжесть свалилась с моей груди. Я знал, что он просто терпит мое дерьмо, чтобы помочь мне, но я не понимал, почему. Я не стал задавать вопросов, на случай, если он тоже задаст их и решит, что лучше не общаться с засранцем Лунным Королем, которого все боялись.

— Хочешь поиграть в игру? — спросил Габриэль через некоторое время, и я нахмурился, фыркнув что-то, что могло бы быть смехом.

— С чего бы мне хотеть играть в игру? — спросил я.

— Для развлечения, очевидно, — он встал. — Тебе не обязательно играть, но я собираюсь. Так что ты можешь посмотреть.

Я пожал плечами, с любопытством глядя на него, когда он покрутил пальцем в воздухе и бросил тонкую доску дерева шириной не больше его ступни с края крыши, протянув ее на двадцать ярдов, а затем с ухмылкой посмотрел на меня. — Игра заключается в том, чтобы дойти до конца этой доски и не упасть. С завязанными глазами.

Вот это моя игра. Так что, черт с ним.

— Я в игре, — я вскочил на ноги, голова закружилась от алкоголя, и я попятился назад. Мой живот взвыл, когда моя нога соскользнула с края, и Габриэль схватил меня за руку и дернул назад, пока я не свалился с этой чертовой крыши.

Я сильно рассмеялся, и он тоже рассмеялся. Черт, я уже почти упал, а я даже не начал игру.

— Хочешь посмотреть, как я буду первым? — спросил Габриэль, и я дерзко покачал головой, откидывая плечи назад.

Я сделал из листьев шелковую повязку для глаз, и Габриэль взял ее, завязал и помог мне выстроиться перед доской, отходящей от края, которую закрепил лианами.

— Если ты умрешь, я на один процент уверен, что все Лунное Братство придет за мной, — размышлял Габриэль, и я усмехнулся.

— Я не умру, я должен убить Мариэллу и жениться на Элис, прежде чем это случится, — я вслепую вышел на настил.

— Жениться на ней? — насмешливо спросил он. — Не могу представить тебя в смокинге, Райдер.

— Я бы надел костюм клоуна и чертову ковбойскую шляпу, чтобы эта девушка стала моей, Большая Птица, — доска шатко покачивалась, и я клянусь, что едва не оступился на следующем шаге. Сердце заколотилось, желудок взвыл, и я снова засмеялся, играя со смертью. Конечно, я мог бы набросить сеть из лиан, чтобы поймать себя, но дело было не в этом. Это было действительно… весело.

— Так ты теперь не против делить Элис с Леоном и Данте? — спросил Габриэль, скорее с любопытством, чем со злостью.

— Я никогда не смирюсь с тем, что она трахается с Инферно, — пробормотал я. — Но пока она