– Это – не наш Трудный Мир! – собравшись с духом, выпалил Тумаков. – Мы с вами по-прежнему в Ядре, только сейчас здесь уже совсем не то Ядро.

– Во как! – вскинул брови Охрипыч. – Занятно! А ну обоснуй!

– Проще некуда! – фыркнул Паша. – Помните, что раньше требовалось для создания полноценной проекции Трудного Мира? Концептор и направленный на него от Рефлектора поток световой энергии. А что, если Рефлектор заменить гораздо более мощным источником энергии? То есть непосредственно самим Источником. Поместив в него Концептор, Глеб Матвеевич и породил тот Колоссальный Взрыв, о котором он рассказывал. А вдобавок занял место Держателя. Поэтому теперь они с Концептором – единое целое. Можно сказать, симбиоз двух организмов, произошедший в процессе их общей борьбы за существование. И все ваши непонятные знания, Глеб Матвеевич, на самом деле принадлежат не вам, а Концептору. Это он, угодив в Источник, переделал по своему образу и подобию Вселенную чемпионов, а вы всего-навсего были этому свидетелем.

– Так, погоди, – перебила Пашу Агата. – Значит, по-твоему, чемпионское Ядро просто взяло и превратилось в Трудный Мир?

– Ну да, – подтвердил Тумаков. – Адаптер Рип нам что тогда говорил? Не имеет значения, какие шатуны попадут под воздействие Концептора. Для возрождения человечества сгодятся любые шесть с лишним миллиардов здешних душ. А какая разница, шатуны это или чемпионы – природа-то у нас одинаковая. Вот Глеб Матвеевич и превратил всех обитателей Ядра в людей. А заодно и интерьер в нем поменял.

– А ведь складно излагает, чертяка! – Прапорщик фамильярно взъерошил Свингу его зеленую шевелюру, что следовало рассматривать как знак неподдельного восхищения и уважения.

– Складно, – согласился я, поглаживая в задумчивости свой золотой наручень, с коим мы, согласно Пашиной версии, находились отныне в неразрывном «симбиозе». – А как же тогда объяснить, что мы пятеро ничуть не изменились, а дядя Пантелей стал похож на угодивших в Колоссальный Взрыв чемпионов? И что в Ядре все-таки могло устоять перед этой катастрофой и сохранить свою прежнюю сущность?

– Насчет дяди Пантелея могу сказать только одно, – потупив взор, с огорчением ответил Тумаков. – Из нас он дольше всех находился в лапах блюстителей, и те успели увести его очень далеко от Концептора – так, как это тогда случилось с вами, Глеб Матвеевич. Мы же в момент Колоссального Взрыва продолжали находиться поблизости, и потому Концептор счел непрактичным отбирать у нас нашу сущность и передавать ее кому-либо из чемпионов. А шатун, что когда-то был дядей Пантелеем, получил в пользование совсем другую личность. В то время как освободившаяся личность проводника, которая теперь существовала лишь в памяти Концептора, досталась неизвестному нам чемпиону. Ну а мы в итоге возвратились на наш поезд в прежнем уме и здравии, чем, видимо, и объясняется наша неполноценная интеграция в новый Трудный Мир.

– Эх, где мои семнадцать лет! – сокрушенно произнес Хриплый. – Сдается мне, если этот умник и ошибается, то ненамного.

– Вот только Глеба нельзя теперь равнять с нами под одну гребенку, – добавила Банкирша. – И вообще странно, почему он до сих пор тут, а не возле Источника – там, где и положено находиться Держателю.

– А откуда вы знаете, что Источник от нас далеко? – задал встречный вопрос Паша. – Может быть, он сейчас вон за тем лесом?

– Исключено. – Я помотал головой. – Будь это так, получилось бы, что новообразованная Вселенная скоординировала свое местоположение относительно какой-нибудь ничем не примечательной деревеньки Калиногорского края. Глупость.

– По человеческой логике – да, глупость. А вот по логике Вселенной, вероятно, и нет, – возразил Свинг. – В качестве примера взять хотя бы вас, Глеб Матвеевич. Прошу, не обижайтесь, но где логика в том, что из всего человечества именно вы стали Держателем?

– Да уж, оказия… – пробормотал я. Паша был прав. Выстройся достойные сыны человечества в очередь на держательское место сообразно общественным заслугам, Лингвист торчал бы в той очереди под порядковым номером из десяти цифр. Причем первая из них была бы в лучшем случае пятеркой.

– Вот и Источник в действительности может быть где угодно и иметь какой угодно размер, – резюмировал Тумаков. – Вплоть до булавочной головки. Или же неприметного колодца в далекой сибирской глубинке.

– Нет, студент, здесь ты точно ошибаешься, – уверенно заявил я. – Я видел Источник и плавал в нем… Даже если в нашем мире он станет колодцем или бусиной, все равно его сияние будет подобно Солнцу… Да, именно Солнце! Только в него мог превратиться Источник. Ведь совсем не обязательно, что он должен находиться на Земле.

– Хорошо, пусть будет Солнце, – пожал плечами Паша. – Из этого следует, что ваше сознание растворено сейчас в нем, как когда-то разум Пупа был растворен в Источнике. Правильно?

– Вполне возможно, – не стал отрицать я. – Только как это определить? И почему после такого разделения я, подобно Пупу, не превратился в черного призрака?

– Наверное, все дело в этой побрякушке, – предположил Охрипыч, щелкнув пальцем по моему наручню. – Когда Пуп завоевал Вселенную, он был гол как сокол, а при тебе уже имелся, можно сказать, целый свод законов Трудного Мира. А в нашем мире разум не живет без тела, да еще внутри Солнца. Даже держательский. Все разумные существа населяют исключительно Землю, включая богов. Таковы местные понятия, и являйся ты хоть величайшим из чудотворцев, твои чудеса будут происходить лишь в рамках существующих законов мироздания. Ты, браток, теперь в Трудном Мире новый Бог – пока, конечно, только теоретически! – но придумал тутошние правила не ты. Тебе по силам двигать по небу светила, но вывернуть их наизнанку у тебя не получится при всем старании. Калибр, как говорится, мелковат. Пуп начинал с нуля и был волен творить с материей все, что вздумается, а ты – нет. Ты хотел не конструировать миры, а лишь спасти свою Вселенную от ее же создателя. Отсюда и другой коленкор. Все это – опять же чисто теоретически – послужило во благо человечеству, но сильно ущемило твои способности Творца. Правильно я мыслю, студент?

– Логично, Архип Семенович. По крайней мере, нашей с Глебом Матвеевичем теории это не противоречит, – ответил хитрый Свинг, льстиво приплетя меня в соавторы своей концепции. Похоже, он верил в мои пока не раскрытые силы больше остальных и всячески старался упрочить к себе мое благорасположение.

– Ладно, идеями мы с вами обогатились по самое «не хочу», – подвел я итог всему вышесказанному. – Но чем они могут в данный момент нам помочь? Столько догадок, а воз и ныне там.

– М-да… – нахмурился Хриплый, после чего с робкой надеждой предложил: – А может, браток, все-таки дернешь за какой-нибудь рычажок? Самый маленький – чтобы только проверить, есть этому миру от тебя польза или нам на кого-то другого надо молиться?

– Легко сказать, Охрипыч: дерни… – еще больше пригорюнился я. – Там ведь даже неизвестно, за что хвататься, а уж куда дергать – и подавно. Правильно сказал классик: трудно быть богом. Только вот догадывался ли он, как хреново это на самом деле?