наконец, в чем дело, и успокоился. Был включен шкафчик именно той секции, в сторону которой был повернут центральный многопозиционный переключатель, следовательно в ней что-то происходило, когда строители покинули свою искусственную планету. Что же? Логика заставляла думать, что это было нечто связанное с ракетами. Ничто другое в ангаре и не могло происходить. А раз ракеты там сейчас не было, значит можно предположить, что именно оттуда она и была отправлена — последняя ракета, покинувшая спутник. Отправив ее, механизмы работали впустую. Впрочем, может быть, они тогда выключились и вновь заработали только теперь, когда вблизи спутника появилась еще одна — их ракета…

Если так, то в переключателе не скрыто ничего страшного…

Калве осторожно поднял руку, нашарил переключатель, повернул на одно деление и поспешил к тому шкафчику, который должен был, по его предположениям, включиться. Да, он не ошибся, теперь аппарат работал: в нем возникали сложные узоры, нарисованные электрическим током, — возникали и исчезали.

Что-то это ему напоминало… Ага, машина ведет себя так, будто она озадачена. Смена импульсов в ней происходит в том же ритме — да-да, и с той же частотой, как в радиосигналах, что слушал Азаров в первые минуты после прибытия… Калве попробовал включить соседнюю секцию, еще одну — и всюду повторялось одно и то же. И здесь забрезжила догадка. Ведь ни в одном из таких ангаров нет ракет, они с Коробовым видели сами. Значит, команда, которая посылалась с помощью переключателя, по-видимому относилась к каким-то действиям, связанным с ракетами.

Калве удовлетворенно усмехнулся: он на правильном пути… Именно здесь пряталась разгадка управления механизмами, обслуживающими ракеты. И первый секрет можно было узнать уже сейчас, сию минуту: просто повернуть переключатель в положение, включающее их отсек — единственный, в котором была здешняя — исправная, очевидно, ракета — и посмотреть, что из этого получится.

«Спокойно, спокойно, — одернул он себя. — Не надо торопиться… От этого поворота переключателя ракета может в один миг вылететь в пространство. Вспомни-ка Коробова и серую массу! Нет, никаких эмоций, никаких порывов. Только осторожно, методично…»

Калве совсем забыл, что время идет, что друзья, вероятно, уже беспокоятся, что он давно хочет есть и запас кислорода у него приближается к концу. Со стороны солидный оператор вычислителя выглядел сумасшедшим: то расхаживал по залу, бормоча себе под нос, то снова и снова усаживался перед пультом и водил над ним рукой, прослеживая какую-нибудь интересную цепь.

Теперь Калве решил найти дорогу к волноводам, по которым должны были передаваться команды из центра по секциям. В существовании их он не сомневался. Однако никаких схем, хотя бы отдельно напоминавших соответствующие земные, Калве пока не видел. Поэтому ему показалось, что проще будет проследить, откуда подходят импульсы к круглому экрану, какой источник питает непрерывно горящие на нем огоньки. Может быть, тогда станет понятно, что же именно эти огоньки обозначают…

Голубые линии, которые он стал изучать, уводили его куда-то совсем в другую сторону. Они не соединялись ни с одним из шкафчиков, а тянулись под стену и затем вверх, уходя в расположенный выше ярус.

Калве решил, что немедленно пойдет их разыскивать: эти огоньки почему-то казались ему заслуживающими особого внимания. Он повернулся к двери, и вдруг чья-то рука легла ему на плечо.

Резко рванувшись, Калве сорвал со шлема экран инвертора, закрывавший глаза, и облегченно перевел дыхание: перед ним стоял Коробов.

Коробов онемел. Сквозь шлем было видно, как он беззвучно шевелил губами. Калве с досадой выругал его за то, что подкрадывается неслышно и пугает людей, вместо того чтобы обратиться по-человечески. Потом он вспомнил, что ведь сам же выключил свою рацию, так как связи с товарищами все равно не было. Тогда он повернул рычажок, и в наушники ворвался негодующий голос Коробова:

— …окончательно! Такие это полтора часа?

Калве взглянул на циферблат. Действительно, вот уже целый час сверх уговора торчит он здесь, и если бы не резервный баллон с кислородом, на который автоматически переключилась подача, ему давно пришлось бы плохо. Вздохнув, он развел руками и спросил:

— А у вас как там дела?

— Да ничего особенного… Ребята разобрали одного робота. Типичный марсианский робот… А у тебя как?

— Да вот, — протянул Калве, — типичная марсианская кибернетика.

11

Первым начал сдавать Азаров.

Исподволь наблюдая за ним во время работы, Сенцов заметил, как все реже пытается он создать нужную схему, все чаще откладывает в сторону спасенные детали, и взгляд молодого пилота при этом становится отсутствующим, устремляется куда-то сквозь все перегородки, броню спутника, сквозь многие миллионы километров пространства.

Раин внешне оставался спокоен. Но и он все чаще начал заговаривать о том, не пора ли наконец бросить напрасные поиски, не тратить зря времени, а использовать его для того, чтобы осмотреть весь спутник, исследовать его — хотя бы в интересах будущих поколений. И — кто знает? — если во всем этом огромном хозяйстве найдется хотя бы один годный к употреблению телескоп, посвятить свои дни, оставшиеся еще дни, тому, что было делом его жизни: наблюдению светил.

Начинало казаться, что Коробов тоже изучает ракету не для того, чтобы применить свои знания при возвращении, а просто, чтобы убить время. Может, с таким же увлечением, думал иногда Сенцов, и с таким же спокойствием второй пилот, будь он шахматистом, решал бы сейчас шахматные задачи?

С невольным восхищением Сенцов смотрел только на Калве. Вот кто работал без оглядки: Лаймон. Если, конечно, не считать роботов в соседнем ангаре — те, «не покладая щупальцев», трудились над старой ракетой, что-то подтаскивали, наваривали… Они утихомирились только на третьи сутки.

Калве занимался все тем же: при помощи инвертора прослеживал одно за другим запутанные разветвления цепей кибернетического центра. Каждый день он распутывал еще один узелок схемы, но узелков этих оказалось великое множество, цепи казались бесконечными, вдохновенных же открытий не получалось.

Сенцов чувствовал, что ребятам не доставляло особого удовольствия смотреть, как «вечерами» — неуклонно соблюдавшимися и в этом мире — Калве приводит в порядок сделанные за день записи и наброски. Со стороны это выглядело так, будто Калве готовит к печати обширное исследование «К особенностям структуры марсианских вычислительных и быстрорешающих устройств», столь спокойным и благодушным он казался. Сенцов, да и все остальные, понимали отлично, что это совсем не так, что Калве делает все возможное, и не его вина, что неведомые хозяева ставили перед ним уж очень сложные задачи.

Первые дни друзья встречали кибернетика с нетерпением: вот сейчас Калве, усевшись, вдруг возьмет да и скажет: «Ну,