– Разумеется, – согласился я.

Сегодня Другой был в сером костюме, белой рубашке и черных ботинках. Он положил свое блестящее устройство на Пустой Пьедестал.

– Это ритуал вызова, а значит, ведун должен стоять лицом к востоку, – произнес он. – Где тут восток?

Я показал.

– Так, – ответил он.

– Где мне встать?

– Где угодно. Не имеет значения.

Я встал в двух метрах к югу от него и решил, что буду смотреть на север, то есть на него. У меня нет ни знаний, ни интуиции касательно ритуалов, но представлялось, что это правильная позиция для того, кто прислуживает Истолкователю Мистерий.

– Что мне делать? – спросил я.

– Ничего. Просто не отвлекай меня.

– Я сосредоточусь на том, чтобы поделиться с тобой силой моего Духа.

– Хорошо. Отлично. Займись этим. – Он заглянул в свое блестящее устройство. – О’кей. Больше всего изменений я внес в первую часть ритуала. До сих пор я просто взывал к знанию, прося его снизойти на меня. Это ничего не дало, так что сейчас я буду заклинать дух Адди Домара.

– Кто такой Адди Домар? – спросил я.

– Король. Давно умерший. Обладавший знанием. Или, по крайней мере, его частью. Мне удавалось вызывать Адди Домара для помощи в других ритуалах, особенно в… – Он осекся и некоторое время смотрел растерянно. – Мне успешно удавалось вызывать его в прошлом, – закончил он.

Другой принял величавую позу Истолкователя Мистерий – расправил спину, отвел плечи назад и вскинул голову. Мне он напомнил Статую Иерофанта[*] из Девятнадцатого южного Зала.

Внезапно я осознал значимость его слов.

– О! – воскликнул я. – Ты никогда не говорил, что знаешь имя одного из Мертвых! А ты знаешь, кого из них так зовут? Если да, пожалуйста, скажи мне! Я бы очень хотел обратиться к нему по имени, когда подношу еду и питье!

Другой прервал свое занятие и наморщил лоб.

– О чем ты? – спросил он.

– О Мертвых, – с жаром ответил я. – Если тебе и впрямь известно одно из их имен, пожалуйста, скажи мне, кому оно принадлежит.

– Ничего не понял. Кто, чего, кому?

– Ты говорил, что в былые времена кто-то из Мертвых обладал Знанием. Затем оно было утрачено. И я хочу знать, кто это из них. Человек с Коробкой из-под Печенья? Завалившийся Человек? Или кто-то из Обитателей Ниши?

Другой непонимающе уставился на меня.

– Какая коробка из-под печенья? О чем ты? А, погоди. Это как-то связано с теми костями, которые ты нашел? Нет. Нет-нет-нет. Они не… Это не… Да господи боже! Я же сказал – мне надо сосредоточиться! Сказал ровно минуту назад! Можно не затевать сейчас разговоры? Я пытаюсь отработать ритуал.

Мне сделалось стыдно. Я помешал важной работе Другого.

– Да, конечно, – сказал я.

– У меня нет времени отвечать на посторонние вопросы, – буркнул он.

– Извини.

– Буду признателен, если ты просто помолчишь.

– Обещаю молчать.

– Хорошо. Отлично. О’кей. На чем я остановился? – Другой набрал в грудь воздуха, снова выпрямился и запрокинул голову. Он воздел руки и звучным голосом несколько раз воззвал к Адди Домару, разными словами убеждая того прийти.

В наступившей тишине он постепенно опустил руки и расслабил плечи.

– О’кей. Когда я буду делать это по-настоящему, может быть, поставлю жаровню. Воскурю какой-нибудь фимиам. Посмотрим. За призывом следует перечисление. Я называю способности, которые хочу получить: уничтожение Смерти, проникновение в низшие разумы, и так далее, и так далее. Важно зрительно представлять в уме каждую способность, то есть, перечисляя их, я воображаю, что живу вечно, читаю чужие мысли, становлюсь невидимым и все прочее.

Я вежливо поднял руку. (Не хотел, чтобы меня упрекнули за посторонние вопросы.)

– Да? – огрызнулся он.

– Мне тоже так делать?

– Да. Если хочешь.

Тем же звучным голосом Другой перечислил способности, которые дает Знание, и, когда он возгласил: «Называю способность летать!», я вообразил, как преображаюсь в скопу и лечу с другими скопами над Бушующими Приливами. (Изо всех способностей, какие называл Другой, это моя любимая. Если совсем честно, к остальным я в целом равнодушен. Зачем мне становиться невидимым? По большей части меня и так никто не видит, кроме птиц. И я не стремлюсь жить вечно. Дом отвел свой срок птицам, свой срок – людям. Меня это вполне устраивает.)

Другой дошел до конца перечня. Я видел, что он обдумывает те части ритуала, которые уже исполнил, и не удовлетворен ими. Лицо его скривилось, взгляд был обращен вдаль.

– Я чувствую, что должен обращать это к некоему… к некой энергии, к чему-то живому и активному. Я хочу обрести могущество, значит мне следует взывать к чему-то могущественному. Разумно ведь?

– Да, – согласился я.

– Но здесь нет ничего могущественного. Даже живого ничего нет. Только одинаковые скучные помещения и бесконечные старые скульптуры, заляпанные птичьим дерьмом.

Он угрюмо замолчал.

Я давно знал, что Другой не чтит Дом, как я, и все равно меня ужаснули его слова. Как может столь умный человек говорить, будто в Доме нет ничего живого? Нижние Залы полны морскими тварями и растениями, среди которых много прекрасных и удивительных. Сами Приливы такие мощные и стремительные, что, если и не вполне живые, неживыми их тоже назвать нельзя. В Средних Залах обитают люди и птицы. Тот самый помет, на который жаловался Другой, есть свидетельство Жизни. И неправильно говорить, будто все Залы одинаковые. Они отличаются стилем Колонн, Пилястров, Ниш, Апсид, Фронтонов и прочего, а также числом Дверей и Окон. В каждом Зале свои Статуи, и они не повторяются, а если где-то и повторяются, то так далеко, что я до сих пор не видел двух одинаковых.

Впрочем, не было смысла сейчас это говорить. Я знал, что лишь рассержу его еще больше.

– А как насчет Звезды? – спросил я. – Если мы совершим Ритуал ночью, ты сможешь обратить Призыв к Звезде. Звезда источает энергию и силу.

Другой немного помолчал, потом ответил с некоторым удивлением:

– Верно. Звезда. Вообще-то, неплохая мысль.

Он еще немного подумал.

– Неподвижная звезда лучше блуждающей. И она должна быть яркой – гораздо ярче окружающих звезд. А еще лучше – найти в лабиринте какое-нибудь исключительное место и совершить ритуал там, обращаясь к самой яркой звезде! – На какое-то время он преисполнился энтузиазмом. Потом вздохнул и сник. – Но ведь это же невозможно, да?

И он снова стал говорить, что все Залы совершенно одинаковые, только называл их «помещениями» и употреблял уничижительный эпитет.