Сыновья Веселовской — Димка и Артем — между собой называли его «бойфренд». Лешка называл его пассией (он произносил «пасся»), Андрей — сожителем. И только один Виктор не именовал его никак. Он как-то умудрялся даже по имени Максима не называть, просто безликим «вы».

— О, у нас сегодня никого! Ни первого, ни второго, ни особенно третьего. Что так? — он поцеловал Аню в щеку, едва коснувшись губами.

— Да… временное затишье. Сама не нарадуюсь, — Веселовская убавила огонь под гусятницей и повернулась к Максиму. — Давай тебе кофейку сделаю, иди отдохни — диван свободен.

Максим расстегнул пуговицу на воротнике. Он работал адвокатом в солидной компании, поэтому дресс-код соблюдал свято: галстук, пиджак, белая рубашка, кожаный портфель, Parker, ну и прочие статусные штучки. Он сел в кресло, предварительно поддернув брюки, чтобы не вытягивались колени. Закинул руки за голову и блаженно потянулся.

Аня метнулась сделать кофе. Вообще, она чувствовала себя перед Максом очень виноватой. Мало того что она старше его, так еще эта постоянная странная компания у нее дома. Максим устает, хочет расслабиться, почитать, полежать. А у нее — проходной двор! Так можно его и потерять: уйдет к той, кто моложе и кто не будет обременять его своими проблемами.

Она принесла на подносе кофе, сухофрукты, орешки, мед. Максим очень следил за собой: здоровое питание, спортзал, прогулки на свежем воздухе…

Выставила угощение на журнальный столик и присела на соседнее кресло.

— Ну, как ты? Как день прошел? — Максим пригубил кофе.

— Как всегда. Ничего особенного, — нерешительно сказала Анна. Они немного помолчали: Макс пил кофе, Веселовская рассматривала свои ногти. Она очень волновалась, как Максим воспримет ее просьбу. Несмотря на то что их отношения длились уже больше года, она чувствовала себя с ним очень неуверенно. Вот даже Лешка вызывал у нее большее доверие: попроси она его о чем-нибудь, он бы ныл, конечно, ругал ее, но выполнил бы. А тут кто знает…

— Эй, ты что? Почему грустишь? Непривычно, что нет твоих бывших? — Сомов засмеялся своей шутке.

Аня еще немного помолчала, а потом решилась:

— Макс, помоги мне, пожалуйста. Сергей думает, что тогда в салоне, возможно, убить хотели меня.

— Что?! Он в своем уме?! Что значит «Сергей думает»? Он кто такой вообще, чтобы думать?! На это есть компетентные органы. И они решат, кто, кого и почему, — он отставил чашку и резко поднялся.

— Ну, во-первых, он не «кто такой вообще», а мой друг. Во-вторых, он за меня волнуется, в отличие от следователя, которому по барабану, чью смерть расследовать. А в-третьих, его аргументы очень убедительны, — вспылила Аня.

Вообще-то они с Максимом не разговаривали в подобном тоне. Может, потому что серьезных тем никогда не обсуждали.

Сомов был молод, успешен, богат, ироничен — он был не из ее, Аниного, мира. В ее квартире, среди не совсем молодых и неспортивных мужчин, с разговорами о рыбалке и криками «Го-о-о-о-ол! Красава!», с запахами готовящейся пищи, он казался ненастоящим, словно ошибся дверью. Словно в грядку с редисом и луком случайно попало семя дендробиум нобиле.

Веселовской однажды подарили этот вид орхидеи. Аня и землю меняла, и воду отстаивала, и от прямых солнечных лучей прикрывала, но цветок все равно сначала сбросил листья, а потом и цветы. Видимо, не выдержал соседства с фиалкой, папоротником и миртом.

— Давай рассуждать логично, — сказала Веселовская примирительно. — То, что вместо меня должна была прийти Альбина, решилось буквально за полчаса до назначенного мне времени. Кто мог это узнать? Даже если узнали, кто мог так быстро подготовить убийство?

— А то, что у косметолога должна быть ты, весь город знал? — усмехнулся Максим. — Эта Альбина могла кому-нибудь просто сказать, что идет на процедуры. И что значит «кто мог так быстро подготовить убийство»? Что там готовить-то? Пришли, ножиком пырнули — и все дела.

— Это конечно, — промямлила Аня. — Но вариант со мной тоже может быть.

— А позволь спросить, тебя что, есть за что убивать? — Сомов зашел за кресло, в котором сидела Веселовская, и оперся руками о его спинку. Немного помолчал, наклонился и прошептал ей прямо в ухо: — Или я чего-то не знаю? С твоим образом жизни это немудрено, — и он аккуратно прикусил ее за мочку.

Вроде бы сцена получалась с эротическим подтекстом, но Ане внезапно стало жутко. Она жалко улыбнулась и подумала: «Скорей бы кто-нибудь пришел. Хоть Лешка».

Она подняла руку и дотронулась до лица, словно пытаясь рассеять морок.

— А что с моим образом жизни? — разомкнула она губы.

Ей вдруг стало так неуютно, так стыло. Вот сейчас Максим скажет, что не так с ее образом жизни. Но что бы он ни ответил, стало ясно, что в их отношениях произошел сдвиг. К слову «сдвиг» напрашивалась характеристика «тектонический». Но в контексте их близости уместнее было бы сказать что-то менее пафосное. Сама их связь была похожа на мыльный пузырь, и они с Максимом слегка его придерживали, чтобы не улетел. А вот только чуть сильнее нажали на его радужные стенки, и он лопнул, исчез, разлетелся на тысячи мельчайших брызг.

— Сама не знаешь? У кого еще три мужика в доме ошиваются?! — удовлетворенно ответил Сомов и плюхнулся назад в кресло, забыв подтянуть брюки.

— А какое это имеет отношение… — начала Аня.

— Прямое! Ты что, вообще ничего не понимаешь или прикидываешься?! Твои бывшие — вот кто знал, что ты будешь в салоне! Они чего ходят-то? Что им нужно? Вспоминай, кому из них что завещала, кто будет в выигрыше от твоей кончины.

Аня еще никогда не видела Максима в таком состоянии. Он всегда так гордился своей выдержкой. «Все дело в породе, — говорил он. — Родители — интеллигенты до третьего колена. Что ж ты хочешь!» Веселовская всегда удивлялась, что такой «породистый» мог найти в ней. Она и выпить могла, и словечко крепкое вставить, и анекдот неприличный рассказать. А тут такой прямо «институт благородных девиц»! И вот сегодня Сомов проявился во всей своей «благородной породе».

Анне вдруг мучительно захотелось выгнать его из дома взашей, грубо, со скандалом, с выбрасыванием чемодана с балкона. Но ей была нужна помощь, а Макс мог ее оказать. Пару лет назад он блестяще выступил в суде адвокатом крупного авторитета. Дело развалилось полностью, подсудимого отпустили за недостатком улик, и тот теперь перед Максимом был в «вечном долгу», о чем неоднократно напоминал ему при случайных встречах.

— Ладно, Макс, не кипятись. Давай оставим в покое мой моральный облик, поговорим о нем позже. А сейчас я просто прошу тебя: