раз продавал ему крепостных. Об этом не говорят, но я догадываюсь, что Сергей Аркадьевич нуждался в деньгах, и дядино наследство пришлось ему весьма кстати.

Большую часть этой информации я получаю как раз от Пригодина — он сидит за столом напротив меня. Он говорит чуть меньше, чем в прошлый раз — чувствуется, что сдерживает себя.

Не все гости знают, что после трапезы состоится еще одно важное событие. Сегодня утром вернулся из города господин Александров. Мы переглядываемся с ним за столом — мне кажется, он волнуется не меньше моего. Для него это первое дело такого масштаба, и если он поймает убийц графа Данилова, то сможет продвинуться по карьерной лестнице.

Я вижу напряжение и на лице доктора. И на лице добрейшего отца Андрея.

Валерий Сергеевич посчитал, что опознать преступника будет удобнее именно в этот день. На похороны барина в усадьбу собрались все даниловские крепостные. Многие приехали с дальних делянок, где зимой валили лес.

План заседателя был прост — я выйду ко крестьянам во двор и каждого пришедшего одарю мелкой денежкой — на помин души барина. Если тот мужик, с которым мне довелось повстречаться в лесу, из Даниловки, то сегодня он непременно будет здесь. Сухареву особо было велено учесть всех и каждого и непременно отметить тех, кто по каким-то причинам в усадьбу не явится.

Последним выходит из-за стола Пригодин. Он долго раскланивается на пороге, хотя его сани уже стоят у крыльца. Мне кажется, он хочет напомнить о своей недавней просьбе. Но, к его чести, всё-таки приходит к выводу, что в такой момент это не уместно.

Я отправляюсь в свою комнату — одеться потеплее. Боюсь, наша операция заставит нас немало времени провести на морозе. Горничная Варя подает мне то шерстяной жилет, то вязаные чулки.

— Вы бы, ваше сиятельство, побереглись, — советует она. — Грошики-то и Захар Егорович раздать может. Чего себя-то морозить?

В другое время я непременно послушалась бы. Но сейчас я шла туда совсем для другого.

— А что, Варя, здесь не любили моего покойного мужа? — спрашиваю я, пока она аккуратно укладывает мои выбившиеся из прически локоны.

Девушка вздрагивает.

— Что вы такое говорите, ваше сиятельство? Как можно? Сергей Аркадьевич недолго у нас тут пробыл, но не сомневайтесь, все относились к нему с должным почтением. А если вы про то, что не все плакали сегодня на кладбище, так уж который день с его смерти идет — выревелись уж.

— А каким он барином был? — не унимаюсь я. — Добрым к народу или злым?

— Добрым, ваше сиятельство, — она старательно избегает моего взгляда.

В комнату, предварительно постучав, заглядывает Александров.

— Все готово, Анна Николаевна! — сообщает он.

Мы снова обмениваемся с ним многозначительными взглядами, и он исчезает за дверью. Со щек моей горничной напрочь сбегает румянец. Похоже, от нее не ускользнули наши знаки, и она тоже поняла, что раздача монеток затеяна не просто так. Нетрудно было сопоставить одно с другим — и приезд заседателя с полицией, и мое желание лично пообщаться с народом.

— Не ходите, барыня! — я едва слышу ее лепет — до того тихо звучат ее слова.

— Отчего же? — удивляюсь я. — Сейчас самое время выяснить правду. Или вы не считаете, что убийца вашего хозяина должен быть наказан?

Я иду ва-банк. Мне давно уже кажется, что девушка волнуется не зря. Может быть, хоть так она себя выдаст.

— Какую правду, ваше сиятельство? — она близка к обмороку. — Сергея Аркадьевича убили каторжники. Как их поймают, так правда и откроется.

— Может быть, и так, — не возражаю я. — А может быть, прав господин Александров, и преступников следует искать в Даниловке. И если так, то мы их сегодня найдем. Я хорошо запомнила того мужчину, что гнался за мной. Я сумею его опознать.

Может быть, я не должна была говорить ей это. Но вреда от этого точно не будет. Сейчас, когда все уже во дворе, она не сможет никого предупредить. А вот выдать преступника сможет. Своим поведением. Да даже взглядом.

На самом деле, я вовсе не уверена, что смогу его узнать. Это в наше время бородатые мужчины — редкость. А тут бороды носят все — даже управляющий.

Мне казалось, что я хорошо запомнила его, но так ли это на самом деле? И если во дворе я увижу пару сотен бородачей, то смогу ли уверенно выделить среди них того самого? Поэтому невольная подсказка Вари будет ой как кстати.

— Оставьте всё как есть, Анна Николаевна! — слёзы уже ручьями катятся по ее щекам. — Женское ли это дело?

Я поднимаюсь и направляюсь к дверям, но Варя оказывается возле них раньше меня.

— Простите меня за дерзость, ваше сиятельство, но ваш супруг получил по заслугам. Вы спрашивали, каким он был. А таким и был — бессердечным. Я не хотела говорить, чтобы вас не расстраивать. Девок портил, мужиков сёк. Ах, да всего даже я не знаю!

Страх плещется в ее огромных зеленых глазах.

Нашему разговору вновь мешает Александров. Он появляется в комнате и с удивлением смотрит на заплаканную горничную.

— Да-да, — говорю я, — идемте, Валерий Сергеевич.

Я надеваю шубу, и мы выходим на крыльцо. Двор полон народа, и я чувствую себя неловко от стольких устремленных на меня взглядов.

— Валерий Сергеевич, — шепчет Назаров, — вы уверены, что полиция сумеет сдержать народ? Арест может вызвать волнение.

Заседатель усмехается:

— Вы же уверяли, что ваши мужики и мухи не обидят.

Я спускаюсь на нижнюю ступеньку. Сухарев становится рядом, он держит в руках мешочек с грошовыми монетками.

Заранее было объявлено, что деньги давать будут только лицам мужского пола. Здесь это было в порядке вещей.

Они подходят по одному — старые и молодые. Бороды есть почти у всех — седые, рыжие, черные. У кого-то длинные, чуть не до пояса. А у кого-то — едва заметный пушок.

Конечно, за эти несколько дней тот мужик бороду мог сбрить, но думаю, это не осталось бы незамеченным. Да тот же Сухарев непременно обратил бы на это внимание.

Они берут монетки из моих рук, благодарят, кланяются. Я торжественно киваю — всё, как и подобает в такой ситуации. Вот только напряжение у нас на крыльце стоит такое, что трудно дышать. Я почти физически ощущаю волнение и Назарова, и дознавателя, и отца Андрея. Желания в этот момент у них совсем разные.

Валерий Сергеевич надеется на опознание преступника, а доктор и священник — на то, что среди этих людей преступника не окажется вовсе. Не