– " Днев—ной Ленч Ту—рис—та", – по складам прочитал я, – Это что за « Ленч Туриста» ? И как его употреблять?

– Просто вскрываешь крышку и ешь.

Немного подумав, я обвел ногтем мизинца по большому радиусу банки, вспарывая крышку. Вполне возможно, что я сделал что—то не так потому, что человек имеющий необычное строение мышц лица как—то странно охнул и произнес несколько не совсем понятных слов, определение которых не поддается нормальному переводу на язык Ночных Охотников.

По вкусу «Турист» напоминал мясо протухшего на солнце Зукра. Но не в моем положении разбирать вкусовые качества предлагаемой пищи. Восьми банок хватило, чтобы привести изголодавшийся желудок в порядок.

Приняв горизонтальное положение на кровати, с внутренним удовлетворением слушая сытое урчание вздутого живота, я вежливо попросил человека, со слезами на глазах убирающего в пакет опустошенные жестянки:

– Рассказывай.

– О чем? – недоуменно пожал тот плечами, показывая, насколько непонятливы бывают люди.

– Хотя бы о том, для чего нас тут держат? Что собираются делать? И что означает слово – продукт?

– Так ты ничего не знаешь?

Я вздохнул. И совсем не потому, что возмущался недалекой мыслью мужика. Просто мне было слишком хорошо. Тепло и сытно.

– Я же сказал, что прибыл на корабль совсем недавно.

– Мы – рабы.

Рабы. Представители людей не имеющих права голоса, права распоряжения своей жизнью. Не имеющих права на все права.

– Для чего? – в последнее время мне и так не слишком везло, чтобы расстраиваться из—за таких мелочей, как отсутствия иллюзорных прав, в которых я ни черта не понимал.

Далее сосед поведал душещипательную историю о том, что вот уже много лет, на одной из планет засекреченной звездной системы существует невольничий рынок. Рабы в наше, точнее сказать, их время, стоят довольно дорого. Качественные рабы, замечу.

Настоящий звездный крейсер, на котором мы находились, является штатной единицей неофициального флота, работающего на боссов работоргового союза. В его задачу входит облет дальних обитаемых планет и добыча человеческого материала. Неважно какого. Преступников, отбывающих заключение, от которых правительство согласно избавиться за любые деньги. Беспробудных пьяниц, сумевших поставить отпечаток пальца на договоре. Или просто сообразительных дикарей. Таких, как я.

Далее получившие статус раба люди проходят начальную обработку, а потом выставляются на аукционе. Где их покупают за большие, и не очень, деньги различные толстосумы. Для чего?

– Купят, узнаешь, – сосед глубокомысленно задрал вверх указательный палец, но затем мгновенно сник, – Кому как повезет. Можно попасть на урановые рудники и загнуться там через два месяца. Можно прислугой в дом. Это лучше. А бывает, что и для утех покупают. Я ж говорю, кому как повезет. Впрочем я и сам все знаю через пятые уши. Но должен сказать, что раб это последнее во вселенной дело.

– А сбежать?

– Смеешься? Ты даже не представляешь, в каком созвездии находиться твоя планета.

Веселое дельце путешествовать в один конец. Но с другой стороны я в своей стае. И должен принимать ее такой, какая она есть. С всеми недостатками и непонятными пока правилами. По крайней мере, пока что ничего плохого со мной не случилось. Будем надеяться, что и дальше все пойдет хорошо. Блин.

– Предварительный заключенный Джи—Ай—шестьсот шестьдесят шесть дробь один на выход.

– Это тебя, – сосед показал глазами на открывшиеся двери, в которых нетерпеливо переминались охранники.

– Да нет, – махнул я рукой, – У меня между шестеркой и единицей косая черта.

– Джи—Ай—шестьсот шестьдесят шесть дробь один! Незамедлительно на выход. – повторил голос из потолка.

– Не стоит злить их, – посоветовал мужик, – После третьего раза они запихивают непонятливых в карцер. Иди.

А может так все и есть. Пойду, прогуляюсь. Не убудет.

Снаружи ждало сопровождение из двух человек. Уважение ко мне, как к индивидууму явно падало.

– Давай, двигай.

– Что двигать и куда ? – задал я вопрос, но, наверно, в не в той форме, так как получил по шее. Что мне нравиться в языке людей, это то, что даже если говоришь, что по шее, то получаешь по всем частям тела без разбору.

Двинули мы в небольшой зальчик с одним единственным столом и, стоящим за ним, креслом. За креслом – звездное ночное небо. В кресле крупный лысый человек.

Люди, которые меня привели, пристегнули к железкам на руках тонкие цепочки и закрепили их в приспособления в полу. Это называется – принять все меры безопасности.

– Это он? – лица я не видел. Человек сидел, уткнувшись в бумаги.

– Да. Сэр!

– Он обработан? – лысина дернулась, но не изменила положения.

– Да. Сэр!

– Сопроводительные бумаги?

– Да. Сэр! – один из стоявших рядом со мной лихо щелкнул каблуками и протянул господину Сэру красную папку. Или портфель. Или дипломат. Но что—то подал точно.

– Свободны, – лысина без изменений.

– Но… Сэр!

– Свободны! – рявкнула лысина более выразительно.

Конвой еще раз щелкнул каблуками и поспешно убрался.

Человек за столом пододвинул красную папку поближе, раскрыл и стал читать вполголоса:

– Принят на корабль тринадцатого числа на планете ХL—1864, пятьдесят четвертой системы созвездия Рыб. Я и сам знаю, где он принят. Так… Других представителей не захвачено… Оказала сопротивление… Предпринята нулевая атака… Ясно… Дальше.. Ярко выраженная гуманоидная ориентация. Интересно… Коэффициент умственного развития не определяется. Почему? Гуманоидный патанцеал не определяется. Непонятно… Физические критерии не вписываются в шкалу определения. Странно… Ориентировочная стоимость на рынке… – после этих слов человек удивленно присвистнул и впервые за всю нашу встречу поднял голову.

Я чуть не свалился. В моем новом словаре, конечно, имелось определение человеческому уродству. Чучело, пугало, страшилище, рыло, морда, мурло. Но не одно из этих слов явно не подходило к тому, что я видел. Возьмите хороший кусок свежего мяса и часа три колошматьте его камнем. Потом то, что получилось исполосуйте вкось и вкривь острым ножом. В заключении посыпьте белой пылью. И даже тогда не получиться похоже.

– Знаешь, во сколько тебя оценили мои эксперты? Не знаешь. Эта сумма составляет… – мурло на мгновение замолчало и сорвалось в бешенном крике, от чего я чуть не испугался, – Что ты уставился на меня, словно на рождественскую елку. Глаза в пол. Быстро!

Я мог, конечно, возмутиться, но мне стало интересно, во сколько же меня оценили корабельные эксперты? И стал смотреть строго на свои черные, от постоянного ползанья по Тропинкам, пальцы ног.