Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Они нашли нового автора книжки о Вагинове, — сообщает Леша. — Ее будет писать Валаамов. Вчера он заключил договор, ему заплатили аванс. Насколько я знаю, он уже начал работу».
У Сени стучит в висках, он расстегивает верхние пуговицы на рубашке, снова садится и снова встает.
«Ты о чем?»
«Очень сочувствую, дорогой. Казалось, вот он, твой шанс, который выпадает раз в жизни! Нужно, как говорится, вцепиться и не отпускать. Но мы оба знаем, старик: всегда найдется тот, кто подставит подножку. Дело не в людях — речь о фундаментальном принципе, о каком-то скрытом законе природы. — Сеня не может не представлять, как чмокают губы Леши, как он откидывается в компьютерном кресле и закатывает глаза, отправив эту бессмыслицу. — Подожди, сейчас запишу голосовое».
В войсе Леша Две Грязных Сплетни приводит подробности. Заключив с Сеней устную договоренность и уже подготовив контракт, издатели серии ЖЗЛ неожиданно усомнились в Сене. Они осознали, что ему может не хватить компетентности для такой работы. Кроме того, их оттолкнула репутация Сени: до главного редактора дошли слухи о его необязательности и вольностях в обращении с фактурой.
Сеня садится перед ноутбуком и вхолостую барабанит по клавишам. Он не может поверить своим ушам. Ясно только одно: источник всех этих слухов — Леша Две Грязных Сплетни.
«Ну и что думаешь по этому поводу? Чего ты молчишь? Хочешь, обсудим это по телефону или даже по фейстайму».
Леша явно упивается этой ситуацией, но ему не хватает подробностей. Леше хочется слышать Сенин потерянный голос, видеть бледные щеки, дрожащие губы, выражение обреченности.
Сеня захлопывает ноутбук и просто сидит, глазея на штору. Происходит нечто абсурдное: почему издатели не связались с Сеней до того, как наняли Валаамова, почему он узнал об этом от Леши? А что, если они хотят, чтобы он работал параллельно с Валаамовым? Можно понять, зачем нанимать второго киллера для ликвидации цели: если заказчик хочет, чтобы цель устранили наверняка, лучше подстраховаться. Но «страховочный» писатель для книги серии ЖЗЛ? Зачем им две биографии теневого гения советской литературы?
Сперва Сеня хочет позвонить главному редактору и выяснить все напрямую. Но, взяв телефон, понимает, что этот вариант не в его духе. Он садится и принимается за письмо, но спустя пару минут осознает, что ему не хватает моральных сил даже на это. Он сочиняет короткое, резкое сообщение и сохраняет его в черновиках. Пока что Сеня решает придерживаться привычной стратегии: нервничать и хранить все сомнения при себе, накапливая переживания.
Сеня ложится и думает о своем конкуренте — о Валаамове. Это патриарх серии ЖЗЛ: он написал уже биографий десять-двенадцать. Валаамов сочиняет огромные тома за тысячу страниц, кропотливо рассматривая каждую деталь, исследуя под микроскопом каждую волосинку, с которой соприкасался герой книги. Он работает медленно, пишет наукообразно, монументально и немного уныло. Сеня тоже не отличается бойкостью пера, но зато у него есть несомненный козырь: эта квартира, в которой жил и работал Вагинов, в комнате с видом во внутренний двор. Нужно выжать из этого обстоятельства максимум. Сеня решает, что сегодня же подойдет к хозяйке и потребует переезда в комнату с отломанной ручкой, где никто не живет. Все заботы по переносу вещей он возьмет на себя. Если нужно, он готов заплатить сверху.
Тем временем в коридоре звучит рыдающий смех мужчины по фамилии Сергачев. Поэт, обманутый дольщик, сосед из еще одной комнаты с видом во внутренний двор. Поспешно накинув пиджак, Сеня выходит и натыкается на Сергачева. Тот почему-то стоит прямо возле Сениной комнаты, неподвижный, со скрюченными, как у тираннозавра, руками. Над чем он смеялся в голос, один, в темноте?
Сергачев — сгорбленный лысоватый мужчина с окладистой бородой-луковкой и затравленным взглядом. Он выглядит как одичавший монах-отшельник — одичавший до такой степени, что ему ничего не стоит поймать голубя и сожрать вместе с перьями. Лицо Сергачева покрыто крупными пятнами: они напоминают материки на выцветшей карте. На нем шерстяной свитер в катышках, от одного вида которого у Сени начинается аллергический зуд. Он видит, что вокруг воротника у Сергачева красная воспаленная кожа, но тот явно не замечает этого или не придает значения неудобству. С внешностью соседа не вяжутся его царственная улыбка и размеренный тон.
— Нас еще не представили, — говорит Сергачев, пожимая Сенину руку. — Но вы, наверное, обо мне слышали.
Сергачев, в отличие от остальных жильцов, сияет благожелательностью и радушием. По виду, ему осталось жить меньше месяца, но при этом Сергачева переполняет энергия.
— Несомненно, — говорит Сеня, церемонно склоняя голову. Здесь, в темноте коридора, среди заплесневелых коробок и сгнивших половиков, Сеня ощущает себя на светском приеме, он чувствует необходимость тщательно подбирать слова, изъясняться изысканно.
Сергачев неестественно усмехается, продолжая трясти Сенину руку.
— Мне о вас тоже рассказывали: книга о Вагинове — замечательное и полезное дело. Он преступно недооцененный поэт.
Про книгу о Вагинове Сеня успел сообщить только Лене, а она старательно избегает общения с Сергачевым. Выходя из комнаты, Лена всегда озирается, не маячит ли поэт-дольщик где-то поблизости со своей несчастливой аурой. Значит, либо Лена намеренно исказила ситуацию и она втайне общается с Сергачевым, либо тот выяснил про Вагинова другим, непонятным Сене, способом.
Сеня вспомнил о фотографии Вагинова у себя на столе. Черно-белый портрет писателя, на котором ему около тридцати. Вагинов болезненно исхудавший, с растопыренными ушами и вымученной улыбкой. Улыбаясь, он не разжимает губ — скрывая то обстоятельство, что у него почти не осталось зубов. На портрете стоит подпись и указан год съемки. Пожалуй, Сергачев даже больше хозяйки Анны Эрнестовны напоминает человека, который может нелегально проникнуть на чужую жилплощадь и порыться в личных вещах, не подумав о том, чтобы тщательно скрыть следы проникновения. Сеня представляет Сергачева, копающегося в его трусах, принюхивающегося к ним, так отчетливо, как будто видел это своими глазами.
Из темноты появляется Гаэтано, который одет несуразно: на нем одновременно клетчатая кепка, драный бомбер и восточные шаровары. Но его осанка и южноевропейское обаяние не позволяют думать об этом наряде как о безвкусном, колхозном, просто нелепом — рассудок подбрасывает слова «экстравагантность», «смелость», «небрежность».
Сергачев объявляет, что сейчас они вдвоем с Гаэтано отправятся в рюмочную, и предлагает Сене составить компанию. Сеня