десять штатов имеют еще одну общую черту: процесс формирования избирательной карты находится целиком в руках одной партии. Другими словами, чиновники, избранные от демократов либо республиканцев, получают возможность выбирать своих избирателей. Это важно, поскольку подчеркивает факт, что какая бы из партий не получила итоговое несправедливое преимущество, вся эта практика наносит большой ущерб демократической системе. Из-за произвольно нарисованных границ округов избиратели теряют влияние на принятие законов в стране, а политики перестают чувствовать ответственность перед людьми, интересы которых должны представлять.

Независимо от того, какая партия получает таким образом перевес, страдает все общество. Чтобы работала демократическая подотчетность, у избирателей должна быть возможность отозвать негодного представителя. В свою очередь, для этого нужно, чтобы большинство голосований проходили в конкурентной обстановке – а если нет, то политики могут почивать на лаврах, не считаться с мнением людей, прекрасно зная, что теплое местечко они не потеряют. Однако на выборах в Палату представителей в 2016 году средний разрыв между победителем и проигравшим составлял 37,1 %[85]. Иными словами, типичное голосование было существенно перекошено: один кандидат получал почти 70 % голосов, а другой едва переваливал за 30 %. Такого рода картина уместна на декоративных выборах в Северной Корее или России, но не в крупнейшей демократии мира.

Нехватка конкуренции на выборах 2016 года становится понятнее, если посмотреть на количество избирательных гонок, где оба кандидата шли примерно вровень. Из 435 мест в Палате представителей лишь 17 таковых были избраны с перевесом до 5 %, а еще 18 – с перевесом до 10 %[86]. Это означает, что за оставшиеся 400 мест практически не было борьбы. Большинство результатов были понятны еще до того, как были напечатаны бюллетени. В некоторых случаях фактически не было никакой конкуренции: например, в 2016 году выборы в Палату представителей прошли без нее в 42 из 50 американских штатов. Разумеется, виновата не только перекройка округов. Серьезно влияет на политику существующий разрыв между городской и сельской местностью, а кроме того, несколько штатов невозможно перекроить – там избирается лишь один представитель, и, следовательно, границы избирательного округа совпадают с границами штата. Но, несмотря на эти оговорки, бросается в глаза, как много американских политиков беспрепятственно попадает в заветные кабинеты – главное выиграть праймериз [87], и дело в шляпе.

Неудивительно, что явка избирателей на парламентских выборах весьма низка. В 2014 году на промежуточных выборах в Конгресс пришли на участки лишь 36 % зарегистрированных избирателей (см. мировые тенденции по явке в Приложении 10). Это значит, что почти две трети американцев не принимали участие в формировании Палаты представителей и Сената. Что ж, в контексте бесконкурентных выборов людей можно понять. К чему утруждать себя, если уже понятно, кто выиграет?

Даже в такой политически открытой и прозрачной системе, как США, политики могут спокойно перекраивать округа в свою пользу. Неудивительно, что более авторитарные страны тоже приняли эту стратегию на вооружение. Один из самых ярких примеров можно наблюдать в Зимбабве, где президент Роберт Мугабе провел львиную долю последних 20 лет президентства (до свержения в ходе военного переворота)[88] в поисках новых способов обыграть оппозицию и контролировать все политическое поле.

Его правление начиналось совсем иначе. В 1980-х годах Мугабе пользовался репутацией стабильного и прогрессивного лидера, который старательно выстраивал эффективное государственное управление. Он пришел к власти в результате освободительной борьбы против Яна Смита, установившего режим белого меньшинства, и обрел славу национального героя и вождя, который учтет интересы военных ветеранов в перераспределении земли таким образом, чтобы не повредить производительности и экономическому росту. В результате Мугабе был награжден целым рядом почетных званий от уважаемых университетов, получил почетное рыцарство от Великобритании и даже завоевал награду от проекта «Голод» – нью-йоркской филантропической организации – за то, что при нем Зимбабве стала «примером сельскохозяйственного успеха» в Африке[89].

Однако к началу 2000-х годов правительство Мугабе ощутило давление как изнутри, так и снаружи страны. Новое поколение членов партии обвиняло старых лидеров в том, что те отстали от жизни. Одновременно ухудшались экономические условия, а ветеранам освободительной войны не нравились задержки в перераспределении земель. Не дремало и оппозиционное «Движение за демократические перемены» (ДДП)[90]. Мугабе пришлось действовать, и он достал из своего арсенала авторитарные инструменты – политическое насилие (см. главу 3), исключение конкурентов и перекройку округов.

В преддверии выборов 2008 года ДДП переживало настоящий подъем. Хотя движение расширялось в пригородных и сельских районах, самая сильная поддержка оппозиции была в городской местности, где у людей было больше доступа к информации и образованию и где правящая партия не могла положиться на традиционных лидеров, чтобы контролировать избирателей[91]. Вооружившись этими фактами, правительство постаралось качнуть весы парламентских выборов в свою сторону. В январе 2008 года избирательный комитет представил в парламенте доклад о разграничении, чтобы изменить границы парламентских округов. В нем предлагалось перекроить карту, чтобы увеличить количество мест в Законодательном собрании со 120 до 210. Подавляющее большинство представителей избиралось в сельских районах. Так, 62 из 90 новых округов были расположены за пределами основных городов. При том что Булавайо, второй по величине город, выставлял лишь 12 представителей, провинциальные районы вроде Восточного Машоналенда, Западного Машоналенда, Масвинго и Маникаленда получили более 20[92].

Оппозиция отлично поняла, что означает эта реформа. Ян Маконе, который помогал ДДП вести избирательную кампанию, отметил: «Наш избирательный комитет постановил, что из 210 округов, избирающих Законодательное собрание, 143 приходятся на сельскую местность и лишь 67 – на города и пригороды. Еще ни один избиратель не бросил бюллетень в урну, а у правящей партии “Зимбабвийский африканский национальный союз – Патриотический фронт” (ZANU-PF) фактически уже есть две трети в Нижней палате»[93].

Этот прогноз не подтвердился. Оппозиции удалось собрать огромную поддержку, партия ДДП получила небольшой перевес в парламенте и лидировала в президентской гонке. Но в конце концов правящая партия вытеснила ДДП, применив политическое насилие и воспользовавшись рычагами власти над Законодательным собранием. В свободном и честном голосовании лидер ДДП Морган Цвангираи одержал бы убедительную победу в первом туре, и его партия стала бы доминирующим большинством в парламенте. Но в реальности жестокие репрессии вынудили Цвангираи выйти из второго тура президентских выборов, а перекройка округов обеспечила правительству достаточно мест, чтобы оппозиция никак не влияла на политическую систему.

Этот эпизод стал ключевым в укреплении верховенства партии ZANU-PF. Разумеется, она столкнулась с широким осуждением – как внутри страны, так и извне. Ей даже пришлось согласиться на переговоры с оппозицией, в результате чего Цвангираи занял пост премьер-министра, а члены ДДП получили половину министерских портфелей. Но президентский пост и несоразмерное большинство в парламенте позволили ZANU-PF прекратить расследования вопиющих избирательных нарушений и