конфликтами и политическим насилием, где на карту поставлено все. Одна из проблем в таких странах, как Индия, Кения и Таиланд, заключается в том, что лидеры на каждом шагу громогласно обещают распределять государственные ресурсы в пользу своей этнической, религиозной или географической электоральной базы[128]. Однако, чтобы построить более инклюзивное и стабильное общество, нужно идти на компромиссы и прислушиваться к нуждам и тревогам граждан из лагеря соперника.

Именно по этой причине политолог Дональд Горовиц предлагал, чтобы страны с высоким градусом враждебности между социальными группами внедрили особую форму электоральной системы – альтернативное голосование. Такая форма мотивирует лидеров обращаться к потребностям широких слоев населения, а не только к ядру своего электората[129]. При альтернативном голосовании избиратели не отдают кому-то единственный голос, а ранжируют кандидатов по степени предпочтения. Кандидат, получивший наименьшее количество «первых мест», отсекается, а голоса избирателей, проголосовавших предпочтительно за него, перераспределяются в соответствии с тем, кого они указали вторым. В такой ситуации кандидат уже не может апеллировать к единственной социальной группе – он вынужден что-то предлагать более широким слоям избирателей, чтобы те увидели в нем хотя бы «номер два». Отталкивать сторонников оппонента становится непозволительной роскошью, и у всех кандидатов появляется стимул стремиться, хотя бы в теории, к соблюдению социального баланса.

Хотя не все соглашаются с тем, что модель Горовица можно воплотить на практике[130], почти никто не спорит с его критикой существующей проблемы. Перекройка округов бьет по общественному диалогу и согласию. Нарезая территории, электорат которых сильно смещен в одну сторону политического спектра, политики получают сильнейшую мотивацию игнорировать волю прочих групп, проживающих на данной территории. В итоге перекройка округов создает то самое общество, раздираемое противоречиями, где ставки взлетают до небес, а политическая борьба скатывается в физическое насилие и межэтнические конфликты[131].

Исключение избирателей и кандидатов из политического процесса порождает целую череду порочных явлений. Как мы убедимся в главе 3, систематическое подавление политических прав определенной группы населения может разрушить ее веру в государство. А дальше эти группировки, движимые недовольством, вполне могут начать протесты, вплоть до вооруженных восстаний. Об этом всегда стоит помнить, ведь политическое исключение происходит чаще, чем можно подумать. В 1989–2012 годах оппозиционные кандидаты не были допущены на 12 % всех выборов[132]. А в ряде регионов ситуация еще серьезнее: на Ближнем Востоке это каждое третье голосование, в постсоветских странах – каждое четвертое, а в Азии – каждое пятое.

Укреплять демократию, разоблачая «невидимые фальсификации»

Учитывая преобладание незаметных форм избирательного мошенничества, важно вовремя выводить их на чистую воду. Само собой, это непросто. Наблюдатели на выборах и нечистые на руку политики постоянно играют в кошки-мышки, и обе стороны все время оттачивают свои навыки. Помимо структурных препятствий политическим реформам, эволюция методов фальсификаций существенно осложняет перспективы улучшения выборного процесса. Вернемся к ситуации с перекройкой округов в США: против нее сложно поднять народную волну, потому что районирование происходит лишь раз в десять лет. Когда выборы выпадают между этими датами, у избирателей просто нет повода возмущаться, нет ясного сигнала, что происходит фальсификация. Выходить на митинги из-за давно расчерченных границ округа? На роль триггера нужно какое-то свежее событие. Но даже в этом случае существуют методы усложнить задачу любителям мошеннических многоходовок.

Чтобы не попасться в российскую ловушку с именами, как Олег Сергеев, кандидатов нужно указывать на бюллетенях с фотографиями и в идеале с партийной принадлежностью, а если ее нет, то с профессией. Вряд ли избиратели Санкт-Петербурга случайно проголосовали бы за парня, который работает в трамвайном парке № 4, если бы они увидели эту информацию на бюллетене. Однако, разумеется, закоренелые автократы не заинтересованы улучшать структуру бюллетеня – разве что под давлением граждан и международного сообщества, а оно возникает не всегда. Следовательно, важно повышать образованность избирателей, чтобы уравнять силы между ними и мошенничающими чиновниками. Демократия требует не только наблюдательных институций для контроля честности выборов – нужны также информированные и активные граждане.

Когда люди разбираются и в кандидатах, и в правилах игры, политикам гораздо сложнее манипулировать процессом. Тезкой оппонента уже не обойдешься. В большинстве стран информирование электората отдано на откуп центральной избирательной комиссии и, следовательно, проводится на низком уровне. Но, со своей стороны, оппозиционные партии могут рассказывать людям, как все устроено, по собственным каналам информации, а в более открытых авторитарных системах – и с помощью социальных сетей. Особенно в районах с высоким уровнем образованности и проникновения интернета, оппозиционные лидеры, таким образом, могут перестать зависеть от государственных структур в коммуникациях с избирателями.

Бороться с перекройкой округов во многом более сложная задача, поскольку здесь дело за политической волей правящей партии. Однако, даже если ее нет, можно найти обходные пути. В США несколько штатов изъяли у политиков полномочия по районированию избирательных округов. Калифорния и Аризона, например, выстроили независимую систему комиссий, где граждане сами определяют округа с соблюдением партийного баланса. Айова передала задачу внепартийному государственному органу, чтобы границы округов определялись отдельно от партийных интересов[133]. Недавние исследования показали, что независимые комиссии действительно рисуют оптимальные округа, однако большинство штатов действует по-старому[134].

За пределами США многие страны предприняли меры, чтобы избежать перекройки округов либо уравновесить ее последствия. Австралийская избирательная комиссия, к примеру, является независимым федеральным органом, в задачи которого входит определение границ округов в стране, – партиям сложно вмешиваться в этот процесс[135]. Аналогичным образом в Индии, крупнейшей демократии мира, пусть и слабой, правила Комиссии по разграничению запрещают принимать в нее лиц, связанных с политическими силами, а кроме того, предписывают, что двое из трех членов должны быть судьями[136]. Все чаще международные организации по продвижению демократии обращают внимание на подозрительное районирование избирательных округов и выпускают руководства о том, как избегать злоупотреблений.

Также растет количество технологических и математических нововведений, которые можно применять в борьбе с перекройкой округов, – теперь уже на научной основе. Например, вот простой новый инструмент под названием «разрыв КПД». Он подсчитывает голоса, которые каждая партия «тратит впустую», и таким образом становится видно, пользовалась ли одна из партий систематическим преимуществом. Данный инструмент позволяет выяснить, привела ли перекройка округов к искажению общих результатов[137]. В аналогичном ключе Мун Дючин, математик из Университета Тафтса, использовал геометрическое отображение, чтобы найти и разоблачить районы с искаженными границами, которые с большой вероятностью отражают географию проживания партийных сторонников, а не естественные границы районов. Группа по метрической геометрии и перекройке округов, созданная Дючином, обучила бессчетное количество математиков применять гражданский кодекс и адекватную картографию, чтобы они могли выступать экспертами в судах о перекройке границ[138].

Однако