кричать и хохотать, что я и делаю. Уголек скачет перед нами, тявкает и выпрашивает вкусняшки, но мы больше ничего ему не даем, а то будет перебор.

Когда до Нового года остаются считанные минуты, Вера снова наполняет наши бокалы шипучим напитком с ванильным вкусом и восклицает:

— Ой, снег пошел!

Я слышу, как она встает и подбегает к окну. В руке у нее бокал шампанского, я уверен.

— Осторожно, не разлей, — говорю я и тоже иду к ней. — Уголек в миг все слижет и окосеет.

— Такое уже было? — спрашивает Вера, беря меня за руку и сплетая наши пальцы.

— Да, он вылакал пиво в стакане и вел себя крайне странно. Даже кучу навалил под столом, что вообще ему несвойственно — он у меня пес не глупый.

Вера смеется, делает глоток шампанского и говорит:

— Погода на улице волшебная. Снежинки такие крупные, пушистые и падают неспешно. Раньше я не обращала внимания на снег и не понимала, как можно считать такую погоду волшебной, но теперь понимаю. Каждой клеточкой тела ощущаю новогодний дух. Наверно, потому что встретила тебя. Ты показал мне, что такое праздник и каким он должен быть. А еще я узнала, что значит любить и быть любимой.

Вера кладет голову мне на плечо. Я обнимаю ее за талию и целую в макушку. Ее волосы пахнут цитрусовым шампунем и духами с нотками жасмина. Если у меня спросят, какой мой любимый запах, я без раздумий назову запах Веры — запах цитруса и жасмина.

Начинается отчет времени. Бокалы в наших руках уже наготове. Я боюсь промахнуться, поэтому прошу Веру держать свой бокал как можно ближе к моему. Когда пробивает ровно двенадцать, мы кричим «ура!» и чокаемся. За окном начинает взрываться салют.

Не успеваю я сделать глоток шампанского, как Вера уже накрывает мои губы своими, влажными и липкими от сладкого напитка.

— С Новым годом, милый, — шепчет она и протягивает мне конверт.

Я с удивлением приподнимаю брови, ставлю бокал на подоконник и ощупываю подарок. Конверт толстый, большой и шершавый.

— Что там? — спрашиваю я, сомневаясь в том, что содержимое написано шрифтом Брайля.

— Здесь счет на твое имя, карточка, документы, — поясняет Вера. — На счету деньги на операцию и на восстановление. Не переживай, хватит с лихвой. Больницу и врача я уже выбрала, после праздников тебе позвонят, будь готов. Специалисты самые лучшие, я проверяла. Оборудование тоже…

— Вер, Вер, притормози, — останавливаю ее словесный поток я. — Что это все такое? Зачем? Я же не просил…

— Ты забыл наш разговор? — в голосе девушки слышится недовольство. — Ты хочешь, чтобы я была счастливой, а счастливой меня сделает тот факт, что ты станешь видеть.

— Да, но…

— Тема закрыта, — отрезает Вера. — Принимай подарок, иначе я обижусь и буду любить только Уголька.

Как будто в подтверждении ее слов до нас доносится тявканье из кухни.

Я закатываю глаза, хочу твердо возразить, но не могу.

— Вер, мне не удобно брать эти деньги…

— Это не деньги, а подарок. Тем более, я сама их заработала.

— И как же? — удивляюсь я.

— Продала некоторые дизайнерские вещи, — отвечает Вера.

Мне это совсем не нравится. Не должна она ради меня унижаться и продавать свои вещи. Неправильно это все. Однако если скажу ей это, то она обидится еще сильнее.

— Я тебе все компенсирую, — говорю я единственное, что могу.

— Даже не думай, — сердится она. — Только не деньгами.

— А чем? — искренне не понимаю я.

Вера приближает ко мне свое лицо и шепчет на ухо:

— Я подумаю.

По телу бегут мурашки, и я улыбаюсь. Сжимаю конверт в руке и говорю:

— Спасибо. Это самый дорогой подарок в моей жизни.

— Не о чем не волнуйся, все уже обговорено, — снова начинает наставлять меня Вера. — Тебе позвонят и скажут, когда приехать. От тебя требуется только твое присутствие и храбрость.

— Это все здорово, но думаю, что в ближайшее время операцию сделать не получится, — говорю я. — Видишь ли, мне нужна донорская роговица, а…

— Эта проблема тоже улажена, — перебивает меня Вера. — Я видела твою карточку и все знаю. Донора ждать не придется, у тебя будет искусственная роговица.

От удивления я даже быстро заморгал. И когда только она успела все изучить? Правду говорят, что деньги творят чудеса. Можно достать все, что захочешь.

— У меня нет слов, — бормочу я. Мне одновременно и радостно, и неловко.

Больше не говорю Вере ничего наперекор, но себе обещаю, что обязательно верну ей все деньги.

Обескураженный ее подарком, я напрочь забываю, что не подарил Вере то, что приготовил для нее.

— Кхм, — кашляю в кулак и лезу в карман брюк, где лежит маленькая коробочка. — Мой подарок, конечно, не идет ни в какое сравнение с твоим, но все же вот. С Новым годом.

Я протягиваю Вере коробочку. Она пищит от любопытства и восторга, хоть еще и не открыла ее. Мне стыдно, что украшение в нем — простая бижутерия, и даю себе еще одно обещание: обязательно купить Вере в будущем что-то шикарное, достойное ее.

— Ой, как мило! — восклицает девушка, раскрыв коробочку. — Это твое сердце, да? И оно теперь мое.

Я усмехаюсь. В магазине я просил у продавца «показать» мне цепочки с кулонами в виде сердца. Все они были громоздкими и неприятными на ощупь, и только одно украшение мне понравилось. Сердце было небольшим, красным, со слов продавца, и по краям украшено маленькими блестящими камушками.

— Да, это мое сердце, — соглашаюсь я. — И оно даже без этого украшения принадлежит тебе.

Вера молчит, и я делаю вывод, что она надевает цепочку. Однако спустя некоторое время девушка шмыгает носом.

— Ты плачешь? — обеспокоенно спрашиваю я.

— Просто ресница в глаз попала. — По ее голосу я отчетливо понимаю, что она плачет.

— Расчувствовалась? — предполагаю я.

Вера молчит, что меня очень напрягает. Не люблю, когда люди не издают ни звука — они либо хотят что-то скрыть, либо что-то задумывают.

Наконец Вера отмирает и крепко обнимает меня. Шепчет на ухо:

— Я так рада, что ты будешь видеть. Сможешь дорисовать свои картины. Я тогда буду самой счастливой на свете.

Обнимаю ее в ответ, вдыхаю самый любимый запах на свете. Мы стоим так очень долго, пока не стихает последний залп салюта.

Потом мы возвращаемся к столу, делаем телевизор громче, едим и смеемся. Уголек засыпает в наших ногах, так и не получив дополнительную порцию вкусняшек.

Радости моей нет предела, когда Вера сообщает, что остается. Она почти лежит на мне, не отпускает мою руку и то и