class="p1">— Видите ли, герр штамм Фогельзанг, — пальцы правой руки Ульфбрауна нервно стучали по краю столешницы. Он заметил это и убрал руку под стол. — Я понимаю, что все это может выглядеть очень и очень странно. Но, уверяю вас, здесь нет нужды искать злоумышленников и саботажников. Ответы просты и кроются исключительно в особенностях нашей местности. О которых мы предупреждали уважаемых строителей, конечно же...

— Не волнуйтесь, герр Ульфбраун, — Шпаты подался вперед и доверительно похлопал управляющего по плечу. — Мы здесь как раз затем, чтобы разобраться и устранить допущенные ошибки. И я очень рассчитываю на вашу экспертную помощь.

— О, разумеется! — Ульфбраун подавил вздох облегчения, на бледных щеках вновь заиграл румянец. — Я обещаю... Я гарантирую вам свою всестороннюю поддержку. Я готов ответить на любые ваши вопросы и рассчитываю на понимание наших особенностей.

— Кстати, об этом, герр Ульфбраун, — Шпатц извлек из внутреннего кармана пиджака свернутый вчетверо лист бумаги. — Я кратко набросал список задач, над которыми нам с вами предстоит поработать, а в конце — сумма вашего вознаграждения в случае успешного их решения.

Управляющий пробежал глазами по листку, шевеля губами, как недавно научившися читать ребенок. Затем брови его поползли вверх, он бросил на Шпатца удивленный взгляд и перечитал документ заново.

— Я правильно понял, что от меня требуется разместить исключительно небоеспособное население? — спросил он.

— Все верно, речь идет о стариках, женщинах и детях, — Шпатц кивнул и сделал глоток пива.

— На какой срок? — Ульфбраун свернул бумагу и убрал ее во внутренний карман жилета.

— На неограниченный, — Шпатц посмотрел в окно. Рядом с дубом стояла та самая фройляйн, которой он помахал утром, и молодой парень в просторной рубахе лесоруба и шерстяном жилете с узорчатой вышивкой. — Отнеситесь к ним как к новым жителям своего города.

— Думаю, мы сможем возвести несколько многоквартирных домов на западной окраине, — управляющий задумчиво почесал подбородок. — Кроме того, часть семей могут взять к себе местные жители, знаю, у кое-кого есть свободные комнаты... Сегодня же я займусь составлением списка.

— Я всецело доверяю вашему опыту, герр Ульфбраун, — Шпатц кивнул. — Сколько лет вы уже занимаете этот пост?

— Семнадцать лет и семь месяцев, — управляющий гордо выпрямил спину.

Старенький ваген управляющего тряхнуло на ухабе лесной дороги. Крамм тихо выругался и сбавил скорость. Из папки, которую Шпатц держал на коленях, выпал лист бумаги.

— У местного полицая довольно витиеватый слог, — Шпатц наклонился за упавшим протоколом. — Вот послушайте, герр Крамм. «Сие растерзанное тело было найдено матерью шестерых детей, уважаемой фрау Кульве, когда она занималась сбором грибов и ягод. Умерщвленная плоть была уже употреблена в пищу дикими животными, но она без труда смогла опознать в убиенном одного из приезжих строителей. Увиденное зрелище произвело на фрау Кульве угнетающее впечатление, так что мне пришлось отпаивать ее горячим чаем с каплями Урфа». Герр Крамм, а что такое капли Урфа? Какой-то успокаивающий состав?

— А ты не знаешь, герр Шпатц? — Крамм бросил взгляд на Шпатца и покрепче вцепился в руль. — Проклятье, этот ваген собран, кажется, еще до войны!

— Вы опять забываете, что я могу быть не в курсе местных историй, герр Крамм, — Шпатц взял следующую страницу.

— Но Браги Урф — это твой соотечественник, — Крамм усмехнулся. — Или об этом он тоже наврал?

— Хм, все равно не припоминаю...

— Он продавал свои чудодейственные капли под видом чуть ли не эликсира о всех болезней, — Крамм вывернул руль, стараясь объехать огромную лужу на дороге по краю. — Когда на их состав обратили внимание, он сбежал в неизвестном направлении. Это просто растворенная в воде меласса с лакричным сиропом.

— Как добавка к чаю они должны быть неплохи, — Шпатц ухватился рукой за поручень на двери, чтобы сохранить равновесие в накренившемся вагене. — Ну хоть не козьи какашки под видом пилюль.

— Не удивлюсь, если какашки тоже где-то фигурировали, — Крамм снова выровнял ваген на дороге и с облегчением вздохнул. — Кстати, его до сих пор не поймали. Не исключено, что он нашел приют в этом захолустье. Тоже женился на какой-нибудь вдовушке, как наш давешний знакомый.

— «После чего я поехал осматривать тело сам, — продолжил чтение Шпатц. — Глазницы уже были освобождены от глазных яблок, по-видимому, голодные птицы постарались, но по положению предметов можно было предположить, что перед самой кончиной трупу проткнули глаза длинными острыми щепками. Такие же раны, если внимательно присмотреться, обнаружились на кистях и ступнях несчастного. Сапоги, положенные рабочему по форме, отсутствовали, однакоже снял их вовсе не убийца, а сам убиенный перед тем, как пойти купаться. Также отсутствовали штаны. Предполагаю, что смерть его наступила, после того, как он выбрался из озера и начал одеваться. Неизвестный сильно толкнул его в грудь, чем вызвал проломление грудины, затем ударил тяжелым предметом по голове, предположительно, поленом, ибо в волосах вокруг пролома височной кости застряли кусочки древесной коры. А щепки воткнул уже в мертвое тело. Полено, коим был произведен фатальный удар, убийца унес с собой».

— А что здесь непонятного? — Крамм прибавил скорость, дорога стала ровнее, впереди появился просвет. — Пришел Герр Гроссман, увидел рабочего, только что осквернившего своим голым задом его любимое озеро, стукнул ему в грудь кулачищем, а потом огрел по голове. Всем же известно, что лесной великан покрыт древесной корой!

— Кстати, а что это за Герр Гроссман? Про него твоя бабушка рассказывала? — Шпатц захлопнул папку и, перегнувшись на заднее сидение сунул ее обратно в портфель.

— Это лесник-великан. Про него есть две версии сказок. Совсем детские, в которых Герр Гроссман ростом с самую высокую ель, и убить его можно, только если отыскать ее в лесу и срубить, а по другой — это главный хранитель Заубервальда, который предстает перед живыми людьми просто как здоровенный грубый мужик. Обычно все истории про него начинаются с того, что какой-нибудь бедняк рубит в лесу дерево, чтобы починить прохудившуюся крышу. А ночью к нему является Герр Гроссман и требует сердце в качестве платы. Ну, то есть, там вначале предлагаются разные варианты, но все равно все приходит к тому, что бедняку приходится жертвовать своим сердцем. Живое сердце великан кладет в банку, а в грудь провинившемуся бедняку сует камень. Потом