— Владимир Петрович, вам звонил Орбели. Просил, чтобы вы ему перезвонили.

— Танюша, сделай мне кофе, — на ходу скомандовал Коротков и прошел в свой кабинет. Стол был девственно чистым. Необходимые документы лежали аккуратной стопочкой. Папки лежали в двух шкафах за спиной. В третьем шкафу у двери висела одежда. Помимо стола и шкафов в кабинете был диван из коричневой кожи. Под ногами — персидский ковер, подарок одного приятеля, которому он помог «выбить» хороший участок в Подмосковье под строительство дома. Понятное дело, что, помимо подарка, приятель заплатил ему сто тысяч долларов. Но деньги деньгами, а получить подарок все равно приятно.

Коротков только сейчас расстегнул пальто и снял перчатки. Открыв шкаф, повесил на плечики пальто и вернулся за стол. Он хотел ознакомиться с кое-какими документами, но его не отпускала тревога. Чего хочет этот Орбели? Они же недавно виделись и, кажется, все обсудили. Что на этот раз?

Орбели раздражал Короткова, возможно, потому что Коротков осознавал зависимость своего положения от воли Орбели. Тот мог спокойно в любой момент вывести Короткова из игры. Просто достаточно убрать финансирование. Для Короткова это было смерти подобно. Несмотря на то что у него были деньги, которые он вовремя успел перевести в Швейцарию, на всю предвыборную кампанию их все равно не хватило бы.

Его мысли прервало появление Танечки с подносом в руках. Она поставила его на стол, нагнувшись так, — то ли ненароком, то ли специально, — что Владимир Петрович увидел ее грудь. Этого ему хватило, чтобы в следующее мгновение похлопать Танечку ниже талии. Он собрался было продолжить в том же духе, но в дверь приемной постучали. Танечка вздрогнула.

— Хреновы посетители! Закрой дверь в мой кабинет и скажи, что я занят!

Танечка послушно кивнула и побежала в приемную, закрыв за собой дверь. Через тридцать секунд она заглянула в кабинет Короткова.

— Это Артур Орбели. Он хочет с вами поговорить.

— Ладно, пускай заходит, — небрежно сказал Коротков, чтобы не показывать Танечке, что Орбели имеет для него какую-то значимость.

Если и было у Орбели какое-то выдающееся качество, то, несомненно, это настойчивость. Если ему было что-то надо, то он мог человека хоть из-под земли достать, не задумываясь о том, причиняет ли он кому-то своим поведением неудобство или нет. Ему было на это плевать.

Артур Орбели выглядел респектабельно, следил за собой и не позволял себе никаких вольностей, за исключением женщин и алкоголя. Он был высоким сорокалетним мужчиной с подтянутой фигурой и выразительным лицом. Таких женщины называют «сердцеедами». Никакого горбатого носа, уверенный взгляд, правильные черты лица, всегда подстрижен и причесан. Иногда Короткову казалось, что Орбели только и занимается тем, что каждый день околачивается в салонах красоты.

— Здравствуй, Артур, — ласково приветствовал Коротков гостя, подчеркнуто энергично пожимая руку Орбели.

— Здравствуй, — Орбели, не спрашивая позволения, по-хозяйски уселся за стол напротив Короткова и посмотрел по сторонам, словно за диваном или в шкафах мог кто-то спрятаться.

— Что будешь, дорогой Артур? Коньяк, чай, кофе?

— С другом можно выпить и коньяк. У нас же нет друг от друга секретов?

— Что верно, то верно, — довольно улыбаясь, подтвердил Коротков и зычно позвал: — Танечка.

Тут же пришла секретарша, которой Коротков изложил что к чему. Он заметил, как Орбели проводил его Танечку жадным взглядом.

«Хрен с два ты ее получишь! — злобно подумал он. — Еще и секретаршу тебе дай!»

— Как только ты будешь баллотироваться в президенты, необходимо будет предоставить полную финансовую отчетность.

— Знание того, кто нас поддерживает, я в народ не несу. Их пожертвования могут быть использованы против нас.

— У нас все получится, — доверительно улыбнулся Орбели.

— Если этому помочь, — подчеркнул Коротков.

Танечка принесла на подносе коньяк и тут же удалилась.

— Проблемы с электоратом Северного округа. Симпатизируют другому кандидату.

— Любые выборы можно выиграть по принципу «разделяй и властвуй».

Орбели пригубил коньяк из бокала.

— Ты говоришь о переделе избирательных округов?

— Разобьем Северный округ и соединим его с другими.

Коротков, выпив коньяк, налил себе еще. В присутствии Орбели, несмотря на напускную радость, он чувствовал себя крайне некомфортно. Ему представлялось, что с такой вот лощеной улыбочкой Орбели сейчас достанет пистолет и застрелит его прямо в кабинете.

— Ты предлагаешь сконцентрироваться на получении голосов из центра?

Орбели кивнул.

— Именно. Самое лучшее, что можно сделать — это изменить границы твоего будущего округа. Даже сейчас. Эти изменения предполагают немалые денежные вливания.

«Еще и намекает, урод, что без него я не протяну, — подумал Коротков. — Если он думает, что будет манипулировать мной, когда я получу пост, то глубоко заблуждается. Я с ним как-нибудь разберусь».

— Деньги — это основа любой политики.

Артур Орбели, понимающе улыбнувшись, открыл черный кожаный портфель, который был доверху забит пачками долларов.

— Спасибо, Артур.

Орбели бесцеремонно вытряс содержимое портфеля на стол Короткова. Со стороны могло показаться, что они два ловких афериста, которые поймали «дичь» и теперь приступили к разделу добычи.

Коротков, когда дело шло о деньгах, не стеснялся их пересчитать.

— Артур, здесь всего сто тысяч, — осторожно заметил Коротков.

— Вторую половину получишь, когда люди ответят за убийство на моем объекте и предстанут перед судом, — спокойно ответил Орбели.

— Артур, ты знаешь мое слово. Обещаю тебе, что эти ублюдки будут найдены — с политическим пафосом ответил Коротков, про себя подумав, что готов пообещать и продать все что угодно, хоть свою душу, только бы получить заветный пост президента.

— Прежде чем я вложу деньги, мне нужно видеть силу закона, но не закона улиц.

И Орбели, многозначительно посмотрев на Короткова, поднялся из-за стола.

«Что за грязные намеки? — оскорбился Коротков, глядя вслед удаляющемуся Орбели. — Он хочет сказать, что если я не разберусь с этим делом, то он перестанет финансировать мою предвыборную кампанию? Это что, проверка на вшивость? Нет, в любом случае у меня нет выбора, и я должен найти виновных, иначе моим политическим амбициям наступит конец».

Коротков, посмотрев на бутылку с коньяком, убедился, что там практически ничего не осталось, и, взяв ее, допил остатки прямо из горла.

Сорокин последнюю неделю почти не сомкнул глаз. Его донимала такая сильная бессонница, что не помогало даже снотворное, ни в форме таблеток, ни в форме бутылки коньяка. А если и удавалось прикрыть глаза, то вместо отдыха Сорокин получал сон, в котором он расследовал жестокое убийство с отрубленной рукой. Понятное дело, что многим гениям удавалось сделать открытия во сне, как, например, тому же Менделееву, только Сорокин был человеком другого времени и другой формации, и, наверно, именно поэтому ему не удавалось повторить этот достойный подвиг. Он бы с удовольствием раскрыл это преступление во сне, но там он точно так же путался, как и наяву, бессмысленно бегая по строительной площадке и опрашивая чуть ли не всех подряд свидетелей.