— Борынец, — тихо сказал Илларион, — если ты думаешь, что у меня нет на тебя рычага воздействия, то ты глубоко ошибаешься. Твоя шея в петельке, а стоит мне ударить раз по табуретке, и все тебе, каюк.

Борынец работал в ФСБ. Раньше он когда-то пересекался с Забродовым. И тот ему помог, правда, вышло как-то некрасиво, что Борынец просто использовал его в своих целях и часть денег, которые получил от преступной группировки, присвоил себе. Забродов о такой нечистоплотности узнал не сразу, да и не хотел он стучать, но надавить мог. Так, по звонку Федорову, в интересах дела, у него оказались бы материальчики на Борынца.

— Гнида ты, Илларион. Шантажист.

— В отличие от тебя, Борынец, честный советский человек. Насколько мне известно, долларовая болезнь у тебя уже давно. Трепаться по телефону я не люблю, так что через полчаса жду тебя на Тверской. Около метро.

И Забродов повесил трубку. Конечно, он не любил шантаж, чувствуя себя при этом как-то неловко, но с другой стороны, когда речь шла о восстановлении справедливости и порядка, и уж тем более о помощи давнему другу, Илларион пользовался и этими методами. Он знал, что Борынец занервничает и приедет.

Борынец был низкорослым мужчиной с аккуратной лысиной и беспокойными глазами. Щеки у него были розовыми, нос с горбинкой, и почему-то у Забродова он ассоциировался с упитанным поросенком, который вместо того, чтобы заниматься стоящим делом, вольготно жирует на государственных харчах.

— Только побыстрее. Я тороплюсь, — сухо предупредил Борынец, даже не протянув руки, чтобы поздороваться.

Забродов достал из кармана бумажник и протянул Борынцу десятирублевую купюру.

Тот недоуменно уставился на Иллариона.

— Не стесняйся, бери. Это тебе денежка, чтобы ты научился в школе хорошим манерам.

— Ну тебя!..

— Типун тебе на язык! — весело отозвался Забродов, пряча деньги. — Пройдемся по улице и поговорим.

Меня интересует одна штука. Что тебе известно об убийствах в Багратионовском проезде, где строится медицинский центр, и на Дорогомиловском рынке? И не делай вид, что об этом ты услышал только сейчас. У тебя на каждом углу стукачи.

— Не стукачи, а информаторы, — обиделся Борынец. — Следи за своим языком.

— Что-то ты обидчивый стал. Небось, начальство не жалует, и ты сливаешь всю агрессию на окружающих?

— В психологи подался, чтобы подрабатывать на досуге?

Забродову надоели эти ужимки и клоунские выходки Борынца, и он цепко схватил его за запястье, нелюбезно надавив на несколько особо чувствительных точек.

Борынцу словно битой съездили по спине. Он скривился и согнулся, как будто пропустил удар в солнечное сплетение.

— Вот что друг, у меня к тебе пара вопросов. Ответишь на них и пойдешь. Откажешься, я сделаю звоночек, а потом подброшу твоему шефу материальчик. Не думаю, что он одобрит такую инициативность.

— Отпусти руку, дурак! Больно же!

Забродов отпустил руку. ФСБ только дай повод поддеть ГРУ. Вот и скажут, что, дескать, бывший инструктор на пенсии нападает на безобидных прохожих. Хотя такой, как Борынец, больше тянет на крысу, оно и понятно, почему его пригрела ФСБ. В ГРУ таких однозначно не берут.

— Слушай, — сердито сказал Борынец, активно растирая запястье, — если кто-то узнает, что я тебе слил информацию, мне будет край.

— Не тебе учить меня конспирации. Ближе к делу.

— Убийство на стройке — дело рук азербайджанцев. Мне тут нашептали.

— Стало быть, убийство на рынке — это месть армян?

— Пока еще неясно. Мой человек не выяснил.

— Что за человек? Я хотел бы с ним поговорить.

— Ты в своем уме, Забродов! Я и так сказал тебе слишком много.

— По-моему, ты меня плохо понял. Я хочу знать все подробности до последней детали. Понимаешь?

— Неужели ты уверен, что сможешь разрулить эту заварушку?

— Такое нельзя делать, — убежденно сказал Забродов. — Мне до криминала дел нет, пусть друг друга хоть перережут. Одна собака другой стоит. Но вот мирные люди…

— Ладно. Я дам тебе телефон моего связного, Ильгара Габиба. Пароль: «Торпеда». Скажешь, что от меня. Но помни, об этом никто не должен знать. Никто! Если кто-то узнает, ты подставишь его и меня. Понятно?

— Мне ли тебя не понять, Борынец. Ты так трясешься за свою шкуру, что вот-вот упадешь замертво. Не сдам я тебя, не хочу, чтобы вонь поднималась, — сказал Забродов и, повернувшись, пошел по улице в другую сторону.

— Козел, — пробормотал под нос Борынец и, потерев еще раз руку, засеменил к метро.

* * *

В общем-то, Илларион предугадывал, что встреча с Борынцом приятной не будет, но все же не ожидал, что она оставит за собой такой гадливый привкус. Пускай он и получил нужные данные, но этот Борынец порядочная сволочь. Наверняка, будет шестерить своему начальству, что мол, Забродов оказал на него воздействие, или придумает что-нибудь, только бы убедить шефа, что без Борынца ему никак не обойтись. Скользкий тип. Свою карьеру начинал со стукача в институте, там его приметили и завербовали. Скольких он погубил, чтобы продвинуться по карьерной лестнице? Понятно, что попадались и преступники, но почему-то Забродову такой человек, как Борынец, и сам казался преступником.

«Нужно в срочном порядке связаться с этим Габибом. Интересно, это его настоящее имя и фамилия или так, псевдоним для работы? Главное только, чтобы Борынец не предупредил его, что не стоит трепаться языком. От этих ФСБшников можно ждать чего угодно».

Забродов, сев в машину, позвонил Габибу. Тот долго не снимал трубку, и Илларион уже решил, что Борынец проинформировал его, как раздался голос:

— Да.

— Ильгар. Я от Борынца. Нужно срочно встретиться.

— В Столешниковом переулке через полчаса. Черный «кадиллак». Моргнешь фарами два раза, чтобы я узнал.

— Идет.

По голосу Забродов почувствовал, что имеет дело не с какой-то сошкой, вроде Борынца, а с серьезным парнем. Сразу видно, деловой человек, к тому же сообразительный, не задает много вопросов. Может, Илларион прояснит информацию насчет однорукого чиновника, что-то он сомневается, что этот чинуша решил уехать из Москвы, скорее, сидит где-нибудь тише мыши. Неудивительно, что он поменял гостиницу и отсиживается там. Вряд ли он обращался за первой помощью в какую-нибудь больничку, его бы взяли как главного свидетеля, а может, пришили бы киллеры, прежде чем он успел бы вякнуть хоть одно слово.

Транспортный поток не доставлял особых неудобств, что радовало Иллариона, наконец-то у него была возможность получить удовольствие от вождения, а не ежеминутно дергаться, мучая педали и коробку передач. Ведь на дорогах большинство водителей — настоящие дилетанты, и хорошо если бы они создавали проблемы только себе, но они создают их еще и другим, то рванут с места, то резко затормозят, так что чуть не уткнешься в их бампер, и хоть бы что им, сразу материться начинают. Не любил таких водителей Забродов, ей-богу не любил, ему не раз доводилось учить их уму-разуму. Что поделаешь, если нормальному разговору они предпочитают матерную перебранку и рукоприкладство?