давить, мол на учебу не поступите никуда, если в комсомол или партию вступать не будете — а они плюнули и не выезжали из Букчи. Жили своим умом! У них там огуречное хозяйство — образцовое! Просто дурдом сколько огурцов! Потому и терпели их и в двадцатые, и в тридцатые и в шестидесятые. Показатели-то нужны! А объем продукции просто бешеный, тысячи тонн! Они на хозрасчете уже два года как, а сейчас — с этими децентрализованными закупками и вовсе расширяются до республиканских размеров. Посмотришь — одуреешь. Я по первости поверить не мог что мы все еще в БССР, а не где-нибудь в заграницах, когда по их тепличным плантациям проехался… В общем — съездим в Букчу, съездим, — Соломин, похоже только и ждал повода, чтобы снова туда наведаться. — Но черта с два ты из них хоть слово вытянешь. Они как эти — пуритане у Вальтер Скотта, вот!

— А Яся? — спросил я. — И Антонина? Они тоже — тамошние?

— Ага, — кивнул майор. — Тамошние. В том-то и проблема.

И, кажется, он сейчас говорил совсем не о расследовании.

— И что почтальонша говорит? Ну, по поводу нападения?

— Говорит, что не помнит почти ничего. Мол, к Христоне заходила, пенсию занести. Ну это бабка такая, ненормальная, халупа та на нее записана, но все гроши у нее Зебра берет на пропитие. Мы ее тоже забрали, но толку с этой Христони ноль, несет всякую дичь… Зебра ей то ли пасынок, то ли племянник, то ли зять вообще… Черт их знает! В общем, постучалась Антонина, вошла, увидела какого-то мужика в шубе — и всё. Больше ничего не помнит.

— В шубе? — не понял я.

— Вот именно! В шубе! Летом! У Христони там конечно народ совсем с пропитыми мозгами трется, могли и в шубе ходить… Но никакой шубы нами найдено не было. Только польты, поеденные молью, — он так и сказал: «польты». — Но если был там пятый, тот который из лишнего стакана пил — он мог в ней и уйти… И что мне теперь — ходить по улице и спрашивать у всех подряд, не видали ли они мужика в шубе? Скажут — всё! Поплыл Олежа! Свистнула фляга! — Соломин сделал досадливую гримасу.

Олежа? Вот так новости! Так его Олег зовут! Сколько я Соломина знаю — год? Два? Даже статьи с его участием писал, а всё как-то по фамилии да по фамилии… Или по званию! Стыд-позор вам, товарищ Белозор! Кто тут у нас выступает за внедрение личностно-ориентированного подхода в журналистике и против загоняния… Загнания… Короче, против того, чтобы загонять эту самую личность в рамки профессиональной функции?

— Олежа,- сказал я как можно более душевным голосом. — А ты можешь спросить у Антонины в следующий раз, как встретитесь, не видала ли она в тот день лешего?

Квадратные глаза Соломина — это отдельное произведение искусства.

— Германушка, — елейным тоном проговорил он. — Иди ты в жопу.

* * *

Неимоверно легко писать фантастику: можно просто взять — и придумать неизвестные или недостающие детали. Адски сложно писать фантастику: нужно придумывать чертову уйму всего, башка запросто может разорваться на тысячу маленьких медвежат!

То ли дело реализм: что вижу то пою. Стол, стул, дерево. Москва — столица нашей Родины. Пломбир на вытянутой руке, стекающие по пальцам капли мороженого, через дорогу — ларек с надписью «ПИВО», тут же — короткие юбки, загорелые ножки, запах мокрого асфальта, шелест ветра в кронах деревьев, сгоревшая и зудящая кожа на шее… И читатель сразу понимает, о чем идет речь, вполне себе натягивает сову авторского текста на глобус собственного опыта!

А каково это — писать фантастику про будущее, которое я видел собственными глазами? Как это вообще возможно: интересно и весело объяснить, как звучит дабстеп, почему Хагги-Вагги — это детская игрушка, зачем в пломбире пальмовое масло, на белках глаз — татуировка, а ребенку в пять лет — смартфон? И что такое смартфон, и чем отличается Иос от Андроида, шампунь Тимоти от другой субстанции с таким же названием, и почему субстанция думает что она певец?

А еще ведь есть спиннер, свайп, вейп, вайб, вайбер, тиндер, барбер, Бибер, сиди, дивиди, фейс-айди, фейсбук, ноутбук, фэмили-лук, флюгегехаймен, кот Саймон, Кончита Вюрст, силиконовый бюст, буст, Раша Тудей, Автор Тудей, и прокладки супертонкие Лайф Эври Дэй! А еще — слаксы, снюсы, нюдсы, Нюши, Няши и Мяши, и прочий жупел, месть, смерть и преисподняя!

— А йо-о-о-оп твою мать! — я судорожным движением вырвал из печатной машинки испорченные листы бумаги, скомкал вместе с копиркой и швырнул в дальний угол комнаты. — Чтоб я сдох!

На самом деле всё началось с интернета и смартфонов, да. И я честно попытался объяснить, что это такое, но… Но чтобы сделать это технически достоверно мне не хватало образования в айти… Черт меня бери, еще и что такой айти объяснять! Короче, не хватало. А если делать поверхностно — то получится как у Жюля Верна с этим его «Наутилусом». Он такой потому что такой, ибо автор так захотел!

С другой стороны… Какого хрена? Машеров же так и сказал — Жюль Верн, значит — будет Жюль Верн. К черту заклепки, полупроводники и вот это всё хомячество! Я пишу приключенческий роман!

— Ой-ёй!- сказала Яся через окно.- Приключенческий роман? Вы книгу пишете? А я думала, вы — журналист!

— Журналист, — сказал я, холодея от мысли что всё это говорил вслух. — А еще — водитель, строитель, учитель, грузчик, могильщик, молотильщик, льна теребильщик и швец, и жнец, и на дуде игрец. Рад видеть! Ну что там, как экзамены?

— Так послезавтра следующий! Я опять почту развожу, тётя Тоня же в больнице! Я газеты принесла для Василия Петровича! А пенсию, кстати, теперь только с милицией будут развозить.

— И хорошо, и правильно! А тётю Тоню свою ты видела? На поправку она идет? Какие прогнозы? — поинтересовался я, любуясь на девицу-красавицу.

Эта Яся и вправду была прехорошенькой.

— Видела! Даже говорила с ней! — она ловким, простым движением поправила стянутые в хвост волосы и тряхнула головой, приводя прическу в порядок.

Очень естественная, живая, славная девочка, уже почти девушка, без жеманства и кокетства, зато — явно умненькая. Таких там, в двадцать первом веке будут считанные единицы. В основном барышни станут склонны к использованию всяких-разных образов и масок, как чисто внешних — типа крашеных волос, макияжа и пирсинга, так и поведенческих, навязанных мейнстримом. Ну вот это «я бываю нежной, я бываю дикой…» Тут тоже такие уже водились. Та же Май до замужества. Но Ясей и Тасей пока что было гораздо больше, чем этих стерлядей. Да и стерляди, получается, пока еще имели все шансы превратиться в настоящих женщин, потому что тут стерлядство в целом порицалось. В будущем ситуация поменяется не в лучшую сторону… Стерлядство-то будет превозноситься, холиться и лелеяться не только самими женщинами, но и солидным процентом мужиков!

— Чего вы на меня так смотрите? — спросила Ярослава.

— Говорю же — вы на девчат моих похожи. У меня их три: Ася и Вася — маленькие, а Тася, моя жена- побольше. Все три — ну такие красавицы, что просто ужас!

— Хи! — сказала девушка. — Тася, Вася и Ася. А я, получается, Яся! Действительно — подходит.

— Действительно, — согласился я. — Давайте я чаю нам налью, и выйду во двор, а то неудобно через окно разговаривать. Очень мне хочется узнать что вам Антонина поведала. Наверняка с вами она более откровенна была, чем с сотрудниками милиции, да?

— Ой-ёй, а я ей про вас тоже рассказала! Про то что это вы ее спасли!

— Ну, не я, а Соломин… — было забавно наблюдать, как изменилось ее выражение лица при упоминании симпатичного майора милиции.

— Да что вы такое говорите? Я ж помню как вы подкинулись и побежали, и про участок спросили… Вы что-то знали, да? Или — чувствовали? — ей прямо нравилось ощущение причастности к возможной тайне.

А какой девочке в шестнадцать это бы не нравилось? И мальчику, впрочем, тоже.

— Чай, Яся. Ага?

— Ага…

Я почти не удивлялся, когда сидя на лавочке под деревом с чашкой чая в руках юная почтальонша рассказывала о странных вещах, которые поведала ей Антонина. Самым правдоподобным среди них фактом была необходимость делать теперь большой крюк до Ивашкович от Букчи — на бывшем военном полигоне велось активное строительство, и лесные дороги сейчас оказались недоступны. Посты с солдатами, движение строительной техники… Даже знакомство кое с кем из охраны полигона тут не помогало: их отставили в стороночку ребята посерьезнее. Так что приходилось ездить мимо кладбища…

— Которое на холме, где мина? — уточнил я.

— Какая мина? — удивилась Яся.

Вот как! В мое