Френология Джорджа Комба, медицинская теория Эдварда Лейна, геология Роберта Чемберса, физические исследования Кэтрин Кроу и сексуальная философия Джорджа Дрисдейла росли из одного корня. Они приняли идею, что мир и его обитатели не неизменны, но динамичны и ими управляют естественные, а не сверхъестественные законы и со временем они изменяются.

В своем дневнике за 1839 год Комб описал, как положил ладонь на пульсирующий мозг восьмилетней девочки в Новом городе, жертвы несчастного случая, у которой за четыре года до этого случился открытый перелом свода черепа, обнажив его содержимое. Вызывая у ребенка разные эмоции — робость, гордость, удовольствие, — Комб чувствовал, как под его ладонью набухают различные участки мозга, создавая такое «ощущение, когда рукой, положенной на оболочку, точно через шелковый платок чувствуешь движения скрытой пиявки». Он будто бы касался мыслей ребенка, ощущал ее чувства, ее мысленный мир словно стал плотским.

Попытки Комба ощупать череп, чтобы найти ключи к содержавшейся в нем жизни, были сродни попыткам Изабеллы понять свою жизнь, записывая переживания в дневник. Подобно экономисту и философу Герберту Спенсеру, который называл свои мемуары «собственной естественной историей», Изабелла вычерчивала личную линию эволюции. Делая записи в дневнике и читая их, Изабелла надеялась с помощью взгляда внутрь себя понять свою отчужденную, конфликтующую суть, забраться в свою голову и под кожу.

Беркшир, 1852–1854 годы

Кризис в делах Генри Робинсона вынудил семью покинуть Эдинбург весной 1852 года и увезти Изабеллу далеко от друзей, которые ее поддерживали. Альберт и Ричард Робинсоны прекратили свое долевое участие в лондонском железоделательном заводе, и Генри пришлось взять в счет части своих акций машинное оборудование и отказаться от остальных. Сверх того, на его долю выпало выплатить их отцу три тысячи фунтов, которые тот вложил в дело. Для восполнения своих потерь Генри обосновался в конторе на Мургейт-стрит в лондонском Сити, занимаясь продажей сахарных заводов.

Отец Генри, Джеймс, запатентовал свой первый завод в 1840 году. Рекламный проспект обещал владельцам плантаций, что заводы измельчат и сварят сахарный тростник эффективнее, чем «небрежные черные работники», которые суют «пучки» в емкости «с остановками и нерасслоенные, то слишком маленькие, то слишком большие». После отмены рабства в Британской империи в 1830-х плантаторы усиленно искали альтернативу платному труду. Заводы Робинсонов экспортировались на Яву, Кубу, Маврикий, в графство Бурбон в американском штате Кентукки, на Барбадос, Бермуды и в Наталь. В Тирхуте, Индия, рабочие прозвали три громадных агрегата Колымага, Хвастун и Гефский Голиаф. Генри усовершенствовал устройство своего отца. В 1844 году, в год женитьбы на Изабелле, Генри выправил патент на закрепление частей мельницы на металлической опорной плите, увеличение числа валов для выжимания сока из измельченного сахарного тростника и затягивания запора на вакуумном чане, в котором сок превращался в сироп.

В течение трех месяцев в 1852 году, пока Генри работал над созданием независимого дела в Лондоне, Изабелла с сыновьями кочевала с места на место. Они проехали по северо-западу Шотландии и какое-то время жили в гостинице в Скарборо, фешенебельном курорте на Йоркширском побережье. Изабелле нравилось жить у моря или реки. «Глубоким и красивым» долинам Южного Уэльса она предпочитала шотландский северо-запад из-за «отсутствия в целом воды в уэльских ландшафтах», призналась она в письме Комбу.

Изабелла и мальчики навестили ее родительский дом в Шропшире, который она указала своим шотландским друзьям в качестве адреса для пересылки корреспонденции. В апреле в Эшфорд-Баудлере, менее чем в миле от Эшфорд-Карбонелл, открылась железнодорожная станция[43], что облегчило семье и ее гостям приезд и отъезд. Хозяйство Эшфорд-Корта было сильно истощено. Двое из младших братьев и сестер Изабеллы — Кэролайн и Генри — умерли в 1830-х, старший брат Джон эмигрировал в Тасманию в начале 1840-х, а сестра Джулия уехала в Лондон, выйдя в 1849 году замуж за младшего брата Генри Робинсона — Альберта. Овдовевшая шестидесятитрехлетняя Бриджит жила теперь в шропширском доме с двумя сыновьями — Кристианом и Фредериком, двадцати и двадцати девяти лет. В ноябре 1847 года Фредерик получил звание барристера, но когда спустя месяц умер его отец, вынужден был — как оставшийся в Англии старший сын — взять на себя управление имением.

В начале лета Изабелла описала в дневнике день, когда Лейны гостили в ее сельском доме. Этим домом мог быть Эшфорд-Корт, поскольку Изабелла с гордостью владелицы показывала своим гостям поместье и окружающие земли. Но в данной дневниковой записи не упоминаются ее мать и братья, поэтому, возможно, Лейны навещали ее в каком-то другом месте, в арендуемом доме. Генри, как обычно, отсутствовал.

В одиннадцать утра 30 мая — в день Троицы — Мэри с детьми пришла в комнату Изабеллы. Миссис Лейн была «очень мила, — написала Изабелла, — и когда маленькая компания (к которой примкнул ее спаниель) посетила мою спальню, я со всей силой почувствовала очарование их счастливого, нежного настроения, и мне страстно захотелось любить и наслаждаться жизнью, как они». В тот день Лейны решили не ходить в церковь. Эдвард остался в своей комнате, делая записи, но позднее тем утром он с семьей отправился на прогулку. Изабелла встала в полдень и присоединилась к ним в саду, где «отвечала на их шутливое сочувствие моему недомоганию». Она, похоже, страдала от похмелья, учитывая беззлобное поддразнивание друзей и последующую беседу: мы «болтали о себялюбии, потворстве своим желаниям и о привычках».

Пока мальчики играли, Изабелла повела Эдварда и Мэри посмотреть «цветочный холм» в саду, который привел их в восхищение. Затем они сидели и разговаривали о «великих людях», например о Сэмюэле Тейлоре Кольридже и Джордже Комбе. Они обсудили вопросы, которые Эдвард поднял в своей статье в «Эдинбургском журнале Чемберса» прошедшим мартом: «гибкость характера, твердые мнения, законное поручительство, мысленные оговорки и обе стороны любой проблемы». В своем эссе Эдвард побуждал читателей внимательно выслушивать все версии истории. «Столько предвзятости проистекает из самолюбия, — писал он, — столько небрежности в отношении правды в целом и столько искреннего искажения повествования, что частичному изложению чего-либо доверять нельзя». Люди могут обманывать даже самих себя, указывал он, они способны непритворно заблуждаться.

«Накануне мистер Л. держался не столь бодро, — заметила Изабелла, — но был очень мил и обаятелен. Мы прошли круг по дороге после небольшого подъема и круг по лугу на крутогорье над ним. Здесь мы постояли, любуясь прекрасным видом».