Мечтал о полюсе и молодой студент Ветлугин. Исследования Арктики были его призванием. Он знал это и чувствовал в себе достаточно сил, чтобы горы своротить на пути к Северному полюсу. Его географические открытия в Арктике со временем должны были прославить Россию!

Для этого надо было упорно учиться. И он учился. Ночи напролет молодой Ветлугин просиживал над книгами.

Русские ученые давно уже догадывались о том, что плавучие льды, начиная путь в прилегающих к Сибири морях, проходят затем через весь Полярный бассейн. Арктику продувает сквознячком. Впервые своим зорким оком подметил это наш великий Ломоносов.

Нельзя ли использовать попутные ветры в Арктике, так же как Колумб использовал пассаты, пригнавшие его каравеллы к американским берегам?

Судно “Фрам” полярного исследователя Фритьофа Нансена вмерзло во льды в море Лаптевых и тронулось с ними на северо-запад. Нансен надеялся, что его пронесет через полюс. Надежда не оправдалась: “Фрам” прошел значительно южнее полюса.

Почему это произошло? Почему Нансен промахнулся?

Не следовало ли ему взять правее, то есть начать свой дрейф восточнее — не в море Лаптевых, а в Чукотском или в Восточно-Сибирском море? Не там ли зарождался тот могучий поток льдов, который спустя два-три года достигал, наконец, полюса?

Вот о чем думал Ветлугин, мечтая в тиши своей низенькой студенческой комнатки повторить плавание Нансена, только держа гораздо круче к востоку.

Однако к этой же мысли пришли и по другую сторону океана.

Из газет Ветлугин узнал о Текльтоне.

Примерно на меридиане острова Врангеля предприимчивый американец отправился к полюсу вместе со льдами. Ему не повезло. Вскоре его корабль был раздавлен и пошел ко дну. Текльтону с частью команды удалось добраться до берега, сохранив в непромокаемой клеенке шканечный журнал и другие судовые документы.

Отчет о путешествии Текльтона был напечатан, и Ветлугин успел ознакомиться с ним лишь совсем недавно, накануне своего ареста.

В то время он разбирался в политике слабо и участие в студенческой забастовке принял потому, что в ней участвовали его друзья, уважением которых он дорожил и с мнением которых считался.

Так случилось, что свое необычное географическое открытие молодой Ветлугин совершил в камере предварительного заключения.

Была ночь. На нарах рядом и наверху вздыхали, храпели, стонали во сне товарищи. Петру Ариановичу не спалось. Он был слишком взбудоражен событиями — шумным митингом, схваткой с полицией. Кровь еще громко стучала в висках.

Чтобы успокоиться, он принялся думать об оставленных дома книгах. Мысль повернула от книжного шкафа к письменному столу, на котором лежали раскрытый на середине отчет Текльтона и вычерченная Ветлугиным схема дрейфа. Изучая показания астрономических приборов, с помощью которых день за днем определялись координаты, Петр Арианович попытался восстановить на карте путь корабля.

Ему представлялась ломаная линия. Она двигалась вверх, слегка изгибаясь то влево, то вправо. Это напоминало спокойные излучины реки. Так плыли к Северному полюсу льды, подталкиваемые ветром. Вдруг — резкий скачок в сторону!

Что такое? Почему корабль сделал в этом месте зигзаг?..

Мерные шаги часового продолжали раздаваться за дверью. В гулком коридоре время от времени стучал приклад винтовки. Ветлугин уже не слышал ничего.

Что за препятствие возникло на пути льдов, с которыми двигался корабль? Что наставляло их делать такой зигзаг?..

Спокойствие, спокойствие! Не спешить, не фантазировать. Хладнокровно додумать до конца…

Память развернула перед Ветлугиным свитки географических карт, где зигзаг повторялся. Река текла по зеленой просторной низменности и вдруг круто отклонялась в сторону. Ей встретилось на пути препятствие — скала, горный кряж.

Аналогия казалась подходящей. Не на остров ли натыкались плавучие льды, дрейфуя на северо-запад? Не остров ли вместе со льдами обогнул путешественник, так и не заподозрив его существования?

Всю ночь прошагал Ветлугин по камере, осторожно обходя спящих студентов, которым не хватило места на нарах.

Когда его выпустили из тюрьмы, он пошел к профессору, считавшему его своим лучшим учеником и, возможно, преемником. Профессор отнесся к новой географической гипотезе сочувственно, ободрил Петра Ариановича и помог ему опубликовать статью, названную довольно скучно: “О возможности нахождения острова или группы островов в северо-восточной части Восточно-Сибирского моря”.

Статья прошла незамеченной.

Петр Арианович продолжал разрабатывать свое открытие. Теперь уже Северный полюс интересовал его гораздо меньше, чем неизвестная земля во льдах.

Настойчивый студент принялся обивать пороги соответствующих ведомств с предложением организовать экспедицию.

Но повторялась история с Землей Франца-Иосифа.

Обширный архипелаг в Арктике получил имя одного из бездарных австрийских императоров потому лишь, что русское правительство пожалело тридцать тысяч рублей на снаряжение экспедиции. Австрийские путешественники наткнулись на архипелаг случайно, хотя его существование было абсолютно точно предсказано за несколько лет до этого русскими географами и моряками.

Впрочем, Петр Арианович не складывал оружия.

Мысли его летели теперь через необозримые пространства не на север, к полюсу, а на северо-восток, к туманному и пустынному Восточно-Сибирскому морю.

Ясная цель была перед ним. Он приналег на занятия и с блеском закончил университет. Считалось решенным, что его оставят при кафедре для научной работы.

Однако после поражения революции мракобесы торжествовали в науке. Все передовое, прогрессивное, патриотическое в высоком смысле этого слова изгонялось. Из Московского университета — уже во второй раз! — вынужден был уйти его краса и гордость — Тимирязев.

Петр Арианович попал в число людей “политически неблагонадежных”.

Ректор сказал:

— Позвольте, вы же бастовали, отказывались учиться! Вместе с революционерами выставляли какие-то там… политические требования. Это не говорит о вашей привязанности к науке. Наука, молодой человек, должна быть чиста, свободна от политики!

Друзья советовали Петру Ариановичу набраться терпения, переждать трудное время.

Легко сказать — ждать! На руках у Петра Ариановича была старуха мать. Надо было подумать и о ней. Он принял назначение учителем в Весьегонск.

Но, живя здесь, не расстался со своей мечтой, не отступил от задуманного, продолжая обосновывать свою гипотезу.

Петр Арианович провел ряд опытов (один из них во время ледохода так удивил весьегонцев), выписывал географические новинки, состоял в переписке с виднейшими русскими географами-полярниками.

Профессор, очень любивший Петра Ариановича, регулярно снабжал его книгами. В последний раз в присланном им ящике оказалось несколько книг о славных русских землепроходцах, путешественниках XVI и XVII веков.