Если это так, то эти слова были явным криминалом с точки зрения «демократического» кабинета Сибирского правительства, а уж тем более для социалистов-револю-ционеров. Это свидетельствовало об очевидной контрреволюционности взглядов и, о ужас, о монархизме сибирского командарма!

Кстати, вполне благожелательное и уважительное отношение Гришина-Алмазова к памяти расстрелянной царской семьи, подтвердилось вскоре еще одним фактом. Как сообщали сибирские газеты, во время пребывания управляющего Военным министерством в Томске, он отдал распоряжение о том, чтобы были командированы в места последнего пребывания царской семьи специалисты для собирания исторических материалов, относящихся к последним дням династии Романовых.

На другой день после банкета Гришин еще более обострил свои отношения с союзниками. При встрече с председателем Чехословацкого национального совета доктором Богданом Павлу он заявил ему:

— Если вам, чехам, у нас не нравится, то вы можете уехать отсюда.

На это последовал ответ Павлу:

— Я знаю, что в политике благодарности ожидать не приходится; когда мавр сделал свое дело, он может уйти. Но я считаю, что мы своего дела еще не сделали. Россия нам нужна в наших интересах. А потому мы пока останемся, несмотря на ваше любезное предложение.

Вообще, к концу лета у военного министра обострились отношения с чехословаками, в частности с полковником Радолом Гайдой, поддержавшим когда-то Алмазова в свержении большевиков в Сибири. Чехи, почувствовав свою силу и безнаказанность, стали все больше вмешиваться в русские дела, были склонны предъявлять всякого рода ультиматумы, что очень не нравилось Апек-сею Николаевичу. Они вели себя в Сибири, как в побежденной стране, ставили себя в исключительное положение при дележе трофеев. Порой это тяжко било по национальному самолюбию русских.

Вскоре после Челябинского совещания случился дипломатический скандал, поднялся шум, и последовала нота протеста от Совета консулов союзных государств в Иркутске Сибирскому правительству и телеграммы с выражениями протеста против поведения генерала. Возможно, что во всех этих выражениях протеста было чье-то планомерное руководство. Но многим только этого было и надо. Враги и недоброжелатели Гришина-Алмазова, эсеры и в том числе сам премьер Вологодский, решили использовать это обстоятельство и отправить Алексея Николаевича в отставку с занимаемых им постов. «Застрельщиком» выступил товарищ министра иностранных дел М.П. Головачев, державший теперь в своем портфеле телеграммы-протесты по поводу челябинского инцидента.

Совет министров Сибирского правительства поставил на обсуждение вопрос об увольнении Гришина-Алмазова от занимаемых им должностей командующего Сибирской армией и управляющего Военным министерством. За увольнение, притом немедленное, высказались министр туземных дел Шатилов, имевший репутацию соглядатая от партии эсеров в правительстве и министр юстиции Патушинский. Против увольнения были министр финансов Михайлов и министр снабжения Серебренников. Председатель Совета министров Вологодский сперва был в нерешительности и не знал, как поступить. Самого «обвиняемого» не было на заседании.

При обсуждении вопроса начались бурные дебаты, которые во многом касались и общих вопросов, например, о том, «кто губит дело демократии и идет на поводу у реакции». Особенно усердствовал в этом Г.Б. Патушин-ский, в рвении своем нападавший на министра Михайлова и совершенно не стесняясь при этом в выражениях в его адрес. Эти нападки порой принимали у Патушин-ского истерический характер, и после бурной тирады он падал в изнеможении на кресло, ломал руки и закрывал ими свое лицо. Михайлов же спокойно выслушивал эти истерики и отвечал короткими репликами, приводившими противника в еще большую ярость.

Вопрос об отставке Гришина-Алмазова не был разрешен на одном заседании, и его пришлось перенести. Так тянулось еще пару дней. В течение этого времени министры Патушинский и Михайлов то подавали заявления о своей отставке, то забирали их обратно. Сибирская государственность переживала сильнейший правительственный кризис.

Наконец, премьер Вологодский решился на увольнение. На должность командующего армией и военного министра намечался бывший сподвижник Гришина-Алмазова по подпольной работе в Сибири, а ныне командир 2-го Степного Сибирского корпуса и войсковой атаман Сибирского казачьего войска генерал-майор П.П. Ива-нов-Ринов, кандидатуру которого усиленно продвигал М.П. Головачев. Он был неофициально запрошен о согласим занять место Гришина-Алмазова. Вначале ответил уклончиво, а затем согласился. Вопрос был решен.

5 сентября 1918 года на должность командующего Сибирской армией и управляющего Военным министерством Временного Сибирского правительства был назначен генерал-майор П.П. Иванов-Ринов. Официальное сообщение появилось в газетах на следующий день:

Отставка А.Н. Гришина-Алмазова

Омск. 6—9 (Офиц. сооб.)

Штабом Сибирской армии получено следующее распоряжение председателя Совета Министров сибирского Временного правительства, сообщенное штабом по телеграфу во все части и учреждения армии:

«Приказом сибирского правительства, от сего числа генерал-майор Гришин-Алмазов уволен от должности управляющего Военным министерством Сибирского Временного правительства и командующего отдельной сибирской армией и вместо него назначен командир Степного корпуса генерал-майор Иванов-Ринов. Прошу о состоявшемся приказе объявить по телеграфу всем войсковым частям, приказав исполнять с сего числа все распоряжения лишь генерал-майора Иванова-Ринова.

5 сентября 1918 г. г. Омск.

Председатель Совета Министров Вологодский»[17].

Интересно отметить, что уже на следующий день после своего назначения, Иванов-Ринов издает приказ по армии, восстанавливающий погоны, петлицы и кокарды, отмененные большевистской властью. Причем сделано это было без каких-либо консультаций и без санкции правительства, считаясь только с настроениями и пожеланиями офицерских кругов.

Сложилась парадоксальная ситуация — ожесточенными усилиями левых был свергнут Гришин-Алмазов, для того, чтобы быть потом замененным гораздо более правой фигурой.

Постановлением Административного совета от 13 сентября 1918 года А.Н. Гришин-Алмазов был зачислен «по полевой легкой артиллерии с назначением состоять в распоряжении Совета министров», т.е. фактически остался без какой-либо должности.

Алексей Николаевич, глубоко возмущенный и оскорбленный тем, как поступили с ним, поначалу еще попытался бороться и устроить нечто вроде нерешительной и неудачной попытки переворота. Едва узнав о приказе Сибирского правительства, он шлет телеграмму Иванову-Ринову:

«Командиру Степного Корпуса генерал-майору Иванову.

Сегодня ночью я получил приказ по Сибирской армии о том, что Вы вступили в командование Армией.

Основанием этого приказа поставлен приказ Совета Министров мне, Командующему Армией, не объявленный и, как мне точно известно, закошю не оформленный.