Институт имени Вейцмана в Тель-Авиве (Weizmann Institute) входит в систему Комиссии по атомной энергии Израиля. В нем так же, как и в Курчатовском институте в Москве, велись и исследования по радиобиологии. Однако этот институт известен еще и тем, что именно здесь произошел наиболее серьезный случай летального отравления сотрудников одной из лабораторий полонием-210. Это случилось в 1957 году, но последствия отравления продолжались очень долго. Утечка большого количества полония произошла в лаборатории профессора Дрора Садеха (Dror Sadeh). Загрязнения были обнаружены на руках, на одежде и в квартире ученого, который умер через несколько месяцев от лейкоза. Еще раньше умер один из студентов-физиков, работавших в лаборатории. Помещение лаборатории было закрыто и запечатано на длительное время. Однако через несколько лет умер другой профессор лаборатории Волфсон, получивший меньшую дозу. Директор отдела профессор Амос де Шалит (Amos de Shalit) умер от лейкемии в 1969 году в возрасте 43 лет. Все подробности этого отравления неизвестны до настоящего времени, в частности то, что случилось с рядовыми сотрудниками и лаборантами, объем выброса полония и т. д. Этот случай радиационного отравления полонием обсуждался в прессе лишь после публикации в 2006 году книги М. Карпина по истории израильской атомной программы[7]. Гольдфарб, который работал в Институте Вейцмана 5 лет, наверное, знал об этом случае.

После нескольких лет в Израиле и двух лет в ФРГ Александр Гольдфарб переехал в США, где получил работу ассистента профессора на кафедре микробиологии Колумбийского университета в Нью-Йорке. Помимо научной работы на кафедре, он по линии Государственного департамента участвовал в работе особых комиссий, члены которых проводили подробные беседы с еврейскими эмигрантами, приезжавшими в США с середины 80-х годов уже тысячами каждый месяц. Михаил Горбачев, стремившийся к отмене «поправки Джексона», снял множество ограничений на эмиграцию, и из СССР уезжали в Израиль и в США ежегодно около 200 тысяч человек. В эти годы уехал в США и мой знакомый биохимик Валерий Сойфер, которому из-за его работы в Институте атомной энергии в 1968–1970 годах пришлось ждать разрешения на эмиграцию почти десять лет. В 1971 году Сойфер работал в Институте общей генетики АН СССР, а затем в Институте генетики и молекулярной биологии растений ВАСХНИЛ, которые не были секретными. В своих воспоминаниях о прибытии в США Сойфер пишет:

«Сразу при выходе из здания аэропорта мы столкнулись с инвалидной коляской. В ней сидел милейший Давид Моисеевич Гольдфарб… а с обеих сторон его инвалидной коляски за ручки держались жена Гольдфарба, Цецилия Григорьевна, и сын, Алик. Алика я не видел лет восемь. Из юноши-аспиранта он превратился в зрелого мужчину с бородой. Оказалось, что Давид Моисеевич собрался лететь в обратном с нами направлении — в СССР, повидаться с внучками. Он рассказал, что страдает без внучек, не может без них существовать и вот решил слетать на время в СССР, чтобы унять сердечную муку, вызванную разлукой с самыми любимыми существами на свете (в то время дочь Давида Моисеевича Ольга с двумя дочками еще жила в стране Советов). Алик вызвался прийти вечером на ужин, организуемый нашими друзьями, встречавшими нас гурьбой в Нью-Йоркском аэропорту. Они сказали ему, в каком из ресторанчиков планируют встретиться вечером, и в назначенный час я увидел Алика. Он предложил мне выйти из ресторана минут на пятнадцать, чтобы поговорить о будущей работе (он в то время был принят в Колумбийский университет на временную должность).

— Хорошо, что вы получили должность полного профессора, иными словами, перепрыгнули через эту проклятую ступень Associate Professor, которую я никак перепрыгнуть не могу, но теньюра[8]вам ни за что не получить, — уверенно проговорил Алик. (Сойфер был приглашен только на год в маленький университет. — Ж. М.) — Ну, не отчаивайтесь, — добавил он, — мы вам поможем и в каких-нибудь второстепенных университетах на временных должностях до пенсии продержим.

Кто такие могущественные мы, он не уточнил, я счел неудобным про это спрашивать, но настроение у меня было паршивое. Я все-таки раньше верил, что смогу вернуться к полноценной работе в науке. Эти первые разговоры опрокидывали такие надежды и, казалось, не оставляли иного пути, как пребывание на временных должностях»[9].

Под могущественными мы подразумевалась группа еврейских эмигрантов из СССР, приехавших в США уже давно, заслуживших доверие властей и начинавших занимать ответственные посты в американской администрации. В Советском Союзе началась горбачевская «перестройка», и старые американские кадры советологов, выросшие в условиях «холодной войны», просто были не в состоянии формировать новую политику США по отношению к СССР. В Госдепартаменте, в администрации Белого дома и даже в ЦРУ стали появляться русские, вернее, почти полностью русифицированные евреи. Объективно понимать реальные процессы в СССР может лишь человек, долго там живший и работавший. Никакой настоящий американец, даже изучивший русский язык и советскую историю в американском университете, не может быть компетентным экспертом политики этой совершенно иной по всем параметрам страны. Сложен для американцев и русский язык. Даже после многих лет изучения правильного и постоянного развивающегося русского языка они не знают. За 35 лет жизни за рубежом я не встретил ни одного иностранца-советолога или «русиста», который в совершенстве владел бы русским языком, даже если он смог избавиться от акцента.

Процесс увеличения числа бывших жителей СССР на ответственных постах в ранге «советников» и «помощников», особенно из числа высокообразованных людей, усилился в период администрации Клинтона. В 2000 году, после прихода к власти администрации Джорджа Буша, он остановился. После смены администрации бывшие русские теряли важные должности и стала проявляться явная русофобия. Путин не был для американцев популярным «западником», какими были Горбачев и особенно Ельцин. Вся ельцинская «приватизация» проводилась под наблюдением и по рецептам западных «консультантов». Существовавший план превращения «бывшего СССР» в сырьевой и энергетический придаток западных экономик внезапно остановился именно в России. СССР развалился, но его самая важная часть, Россия, внезапно начала проводить полностью независимую внешнюю и внутреннюю политику. Доверие к русским экспертам в администрации США было немедленно утрачено, и консервативные сторонники «холодной войны» стали возвращаться на прежние посты. Если бы террористические акты 11 сентября 2001 года не направили бы внешнюю политику США в сторону Афганистана, для чего требовалось содействие Путина и среднеазиатских лидеров бывшего СССР, то конфронтация США именно с Россией могла бы стать реальностью.

В 1990–1996 годах Александр Гольдфарб был одним из руководителей программы Сороса по оказанию финансовой помощи советской науке. В этой программе был и гуманитарный, филантропический элемент, но присутствовали и стратегические соображения. Администрация США была сильно озабочена уже начавшейся с конца 1991 года массовой вербовкой советских технических специалистов в области атомной энергии, ракет, военной техники и космических программ в другие страны. Советские эксперты высших квалификаций, терявшие работу не только в России, но и в Украине, Казахстане, Узбекистане и других странах, соглашались на работу по длительным контрактам в Северной Корее, Китае, Вьетнаме, Иране, Ираке, Бразилии и даже в Ливии и Пакистане. Идеологических барьеров для этого не было. Кроме программы Сороса появилось несколько программ финансовой помощи США и НАТО по ликвидации атомного оружия в Казахстане и Украине, по ликвидации запасов химического и бактериологического оружия и т. д. Многие из них были секретными.