с этим не следует забывать и постоянные военные конфликты внутри самих прагреческих племен, которые происходили и в III, и во II тысячелетиях и могли быть причиной разорения того же Кораку или той же Лерны — ведь XXII—XX вв. это большой промежуток времени в 300 лет.

Итак, полагая, что военные столкновения в начале II тысячелетия происходили в среде в основном уже грекоязычного населения, мы считаем нужным подчеркнуть значение этих конфликтов для ускорения политического и культурного развития. Необходимость отражения вторгающегося неприятеля усиливала предпосылки для развития государственности и монархических тенденций. Большие материальные потери сосредоточивали внимание общества на совершенствовании производственных навыков.

Следует отметить, что в работах последнего времени ясно наметился отход от прямолинейной «переселенческо-завоевательской» теории о причинах крупных сдвигов в древнейшей истории Греции. Сам Блеген отметил необходимость учета трех различных племенных массивов и их взаимодействия на протяжении III — начала II тысячелетий[114]. К. Ринфрю впадает в противоположную крайность и в истории III тысячелетия выдвигает на первое место факторы местных процессов, прежде всего торговлю металлом в пределах Эгейского бассейна 53. Данное мнение основывается на изучении лишь одной из сторон жизни племен, населявших Пеласгию, и поэтому не разрешает сколько-нибудь полно изучаемую проблему. Д. Феохарис развивает мысль Блегена о трех компонентах, но подчеркивает, что начальные, субнеолитические ступени каждой из трех главных локальных культур — Элладской, Кикладской и Раннеминойской — были совершенно различны. Это породило автономный характер каждой из культур в период их наивысшего расцвета в эпоху Ранней бронзы. Видя в Греции III тысячелетия «ряд отдельных независимых цивилизации, имевших связи друг с другом» и с культурами западной части Малой Азии, Феохарис вместе с тем указывает на независимую, западную, грецизирующую ориентацию, которая определила полностью отличный характер элладской Ранней бронзы от современных ей цивилизаций Египта или Переднего Востока. Все же Феохарис придает большое значение передвижению племен на севере Балканского полуострова в конце второй фазы Ранней бронзы[115]. Как можно заметить, Феохарис избегает ответа на вопрос о связях элладских племен с населением будущих Македонии, Фракии и Иллирии.

Консолидация греческой этнической общности во II тысячелетии происходила в сложных условиях. Рядом с упомянутой выше ассимиляцией лелегов и пеласгов шли свои, внутригреческие этнические процессы. Нет сомнений в том, что обособленность отдельных греческих диалектов[116] отражает существовавшее во II тысячелетии членение греческого массива на несколько племенных групп. Но разграничение носителей того или иного диалекта не препятствовало сплочению племенного массива в единую греческую народность. По-видимому, выработка концепции этнического единства греков во II тысячелетии получала стимулы из разных областей быстро изменявшейся социальной жизни. Так, потеря греками такой огромной ценности, как демократическое устройств.) времени развитого первобытнообщинного строя, сопровождалась ощутимым ослаблением традиционных связей внутри племенного массива. В этих условиях выработка представления об этнической общности должна была способствовать новому виду связей, укреплявших единство общества.

В процессе формирования греческой народности не сразу было найдено общее наименование. Уже многие исследователи указывали, что в эпосе даются различные названия греков. Политическая гегемония ахеян выдвинула их имя во второй половине II тысячелетия, хотя в то же время рядом с ним термины «данаи» или «аргивяне» играли очень большую роль. Смена терминов указывает лишь на то, что кристаллизация понятия общенародного единства происходила в Элладе в условиях напряженной борьбы за главенство между различными группами племен. Обширность территории и расчлененность ее на достаточно изолированные области являлись факторами, замедлявшими консолидацию многосоставного племенного массива с различными диалектами в единое целое. Конечно, трудно проследить в деталях течение этих процессов в раннеклассовом ахейском обществе. Однако в пашем распоряжении имеется очень яркое свидетельство того, что вопросы этнической общности занимали значительное место в духовной жизни обитателей Греции. Мы имеем в виду выработку сложной легендарной традиции, возводившей всех эллинов к единому прародителю Девкалиону (Her., I, 56), которая отражает стремление найти объяснение единству греческого массива.

Можно думать, что анализ различных сторон греческой культуры II тысячелетия раскроет ряд других проявлений процесса переработки сознания племенного общества в сознание эпохи сложения ясно сформировавшейся народности.

Вместе с тем сама эта культура была орудием огромного значения в процессе создания греческой народности. Концепция этнического единства должна была преодолевать и очень сильные партикулярные тенденции внутри греческого массива. Изолированность горных областей на материке и отдаленность многих земель островной Греции долгое время способствовали обособленному развитию отдельных частей огромного греческого мира. Весьма интересно наблюдение Блегена о полном отсутствии критских элементов в культуре населения Коринфа в XVII в. до н. э. (на материале среднеэлладского могильника на северном некрополе Коринфа). Низведение локальных перегородок до скромного уровня было успешно выполнено греческой культурой уже в первой половине II тысячелетия до н. э. Население юга Балканского полуострова, создавшее раннегреческую культуру, известно довольно хорошо благодаря источникам двух видов — изображениям самих греков и их костным останкам.

Многочисленные памятники искусства рисуют различные типы людей изучаемого времени. Одна из самых тонких золотых масок, которые клали на лица умерших микенских царей в XVI в., представляет пожилого бородатого мужчину с густыми усами. Скорбное выражение усиливает общее впечатление сдержанности и внутренней силы, которое оставляет эта физиономия[117]. Другая маска передает также пожилого мужчину. Это иной тип — хорошо видны круглый большой лысый череп и гладкое выбритое лицо с большими округленными глазами. Насмешливое выражение, которое мастер-ювелир придал маске, позволяет предполагать, что ее оригинал отличался юмором и жизнерадостностью[118].

Стройные мускулистые фигуры воинов и юношей, которые видны на фресках и в мелкой пластике, передают общие черты мужского характера того времени: энергия, воля, выдержанность, подтянутость, уменье управлять собою.

Труднее воссоздать облик женщины, так как многие изображения передают богинь. Все же можно предположить, что гречанка второго тысячелетия отличалась большой женственностью и любознательностью (если не сказать: любопытством, о котором так ясно говорят изображения на миниатюрных фресках из Кносса)[119], сочетавшихся с энергией и стремительностью. Большое количество украшений в могилах представительниц имущих слоев и сложность женской одежды показывают, что женская половина изучаемого общества тратила много сил, ума и умения на наряды и украшения. Конечно, в деревне вся эта деятельность принимала формы иные, чем в городах.

Интересные сведения доставляют антропологические исследования костяков Средне- и Позднеэлладской эпох. Следует, однако, сразу оговорить следующее: часть мужского населения той или иной местности, погибавшая на войне или в далеких морских путешествиях, не попадала на свои родовые кладбища. Поэтому данные некрополей несколько искажены отсутствием остеологических остатков части мужского населения самых активных возрастных групп.

В настоящее время весьма подробно изучен некрополь Аргоса[120], содержащий