Балканского полуострова, расчлененной хребтами на множество изолированных областей. Подобная географическая среда весьма способствовала этнической консолидации в сравнительно небольших пределах и вместе с тем содействовала образованию локальных диалектных ответвлений внутри одного этнического массива.

Исторический анализ греческого языка показывает, что он очень рано включил в себя в качестве субстрата элементы другого, весьма близкого индоевропейского языка, получившего название пеласгского[69] (благозвучнее, может быть, употреблять форму: пеласгический).

Наслоение греческого на близкородственный ему пеласгический язык явилось результатом племенных передвижений в средней и южной части Балканского полуострова в IV—III тысячелетиях. Территория Греции была заселена тогда племенами пеласгического языка[70], тогда как грекоязычные племена обретались в гористых областях, видимо, сопредельных будущим северогреческим землям. Тесные связи греческого и македонского языков позволили Я. Харматте установить, что первоначально греки и македоняне составляли одно языковое единство. Позднее греческая группа этого этнического массива двинулась на юг и встретила там пеласгов, тогда как македонская группа испытала воздействие соседних иллироязычных племен[71]. Многообразие локальных археологических культур Греции эпохи позднего неолита подтверждает результаты лингвистического анализа. Данные о распространении или исчезновении ряда элементов в материальной культуре неолитического населения Греции[72], видимо, отражают передвижения внутри огромного массива индоевропейских племен в центральнобалканских землях.

Но еще более важные сведения доставляет греческая традиция. С древнейших времен эллины сохраняли предания о племенах, обитавших на территории Греции до прихода туда самих греков. Возникновение этой традиции свидетельствует о том, что еще до переселения на юг первой греческой волны греческий этнический массив четко отграничивал себя даже от ближайших по языку соседних племенных групп. Примечательно, что и в VI в. ионийская традиция не изменила отношения к этому населению: Гекатей Милетский сообщает, что в древнейшие времена, до греков, Пелопоннес был заселен варварами — ώκησαν αυτήν βάρβαροι (Strab., VII, 7,1).

Удельный вес каждой этнической группы[73] догреческого массива в последующей истории был весьма различен в зависимости от того, сколь сильным было вытеснение или ассимиляция их переселившимися греками. В материковой части страны, где натиск был особенно силен, небольшие племена исчезли почти совсем. Такая судьба постигла кавконов (Καύκωνες), которые остались лишь в местной традиции. По свидетельству Геродота (I, 147; IV, 148), кавконы жили некогда в Трифилии и были оттуда вытеснены миниями, часть их переселилась в Малую Азию, где, судя по эпосу, кавконов встретили ахейцы в числе союзников Трои (Il., X, 428).

Иным было значение пеласгов, видимо, составлявших обширный массив племен. Преобладание пеласгов нашло отражение в топонимике: до греков страна именовалась по племенам, но более всего по пеласгам: κατά εθνη δέ άλλα τε και το Πελασγικόν επι πλείστον άφ? εαυτών τήν έπωνυμίαν παρέχεσβαι, — рассказывает Фукидид (I, 3). То же известие находим и у Геродота, сообщающего, что страна, называющаяся ныне Элладой, раньше именовалась Пеласгией (II, 56). Топонимика Средней Греции сохранила следы пеласгов: в Аттике осталось урочище Пеласгик под афинским акрополем, а в аттической традиции сохранился живой рассказ о столкновениях пеласгов и ионян[74].

В трудах более поздних авторов пеласги упоминаются как древнейшее население Беотии, Ахайи, Аркадии[75]. Эсхил передает древнюю традицию об обитании пеласгов в Аргосе[76]. Весьма важно то, что в северных областях страны пеласги удержались до времен Геродота (I, 57). Факт этот заставляет отнестись с большим вниманием к известиям ахейского эпоса, согласно которому Фессалия называлась в эпоху Троянской войны пеласгическим Аргосом (Il., II, 681). Ахилл взывает о покровительстве к пеласгическому Зевсу, почитаемому в Додоне (Il., XVI, 1233—235). Гесиод тоже говорит о Додонской области как о земле, населенной пеласгами[77]. Хотя и отрывочные, эти известия весьма ценны во многих отношениях. Прежде всего они указывают, что ахейская культура развивалась не на всех землях Северной Греции, так как часть Эпира и Фессалии была занята пеласгами[78], причем в Эпире эти племена жили и в начале I тысячелетия до н. э.

Далее, многочисленность пеласгических племен в материковой Греции (вполне возможно, что общее имя пеласгов распространялось на большой союз родственных племен, в котором пеласги лишь главенствовали) делает понятной ту большую роль их, которую обнаруживают многие предания о культурной жизни древнейших, еще догреческих времен[79].

Особенно ясно выступает роль пеласгических традиций в религиозной мысли Эллады. Многие культы греков классической поры сохранили ясные черты своего происхождения из верований пеласгов. Архаичность и примитивность этих сакральных мифов и установлений служит достоверным залогом их большой древности. Подробнее на пеласгических традициях в области религии[80] мы остановимся ниже, здесь же приведем лишь один пример. Рассказ Геродота о почитании в Додоне пеласгами богов, не наделенных еще именами (II, 52: 5Έθυον δέ πάντα πρότερον οι Πελασγοί Οεοϊσι έπευχόμενοι, ως έγώ έν Δωδώνη οίδα άκουσας, έπονυμίην δέ ούδ5 ουνομα έποιεοντο ούδενί αυτών), относится к весьма древнему периоду в истории религиозного мышления, отвечающему столь же примитивной стадии состояния общества. Несомненно, что безымянные боги с нерасчлененными функциями относятся к культам еще ранненеолитического времени, для которого характерно отсутствие заметной дифференциации внутри родовых общин[81]. Определенность и устойчивая регламентация появляются в религиозных воззрениях много позднее, в эпоху развитого племенного строя. Тогда складываются культы племенных божеств, которые, как полагает С. А. Токарев, были одними из «первых исторических образов богов в настоящем смысле этого слова»[82].

Итак, пеласги греческой традиции благодаря изысканиям лингвистов и исследователей религиозных воззрений предстают перед нами как реальная этническая единица, как ведущая сила в политической жизни племенного мира догреческой Эллады. Но с приходом праионян они, хозяева страны, Пеласгии, должны были уступить сначала часть ее греческим пришельцам, так как гонимые нуждой переселенцы превосходили их не только числом, но также инициативой и упорством. Свидетельство Фукидида о том, что φαίνεται γάρ ή νυν Ελλάς καλου;χένη ού πάλαι βεβαίως οικουμένη, αλλά μεταναστάσεις τε ούσα ι τά πρότερα και ραδίως έκαστοι την εαυτών άπολείποντες βιαζόμενοι υπό τίνων άει πλειόνων (1,2.1), удивительно точно передает суть событий, происходивших в далекие времена племенного, еще догородского, быта. Характерны ясность и сжатость формулировок великого историка, отметившего лишь общую тенденцию исторического процесса древнейших времен. Способность в огромной массе мифов и легенд выделить основной стержень исторического процесса позволила Фукидиду впервые в истории человеческой мысли сформулировать идею прогрессивного развития общества[83].

По-видимому, в памяти греков изначальное поселение их в Пеласгии осталось в виде генеалогических легенд и религиозных мифов. Довольно быстро началась ассимиляция оставшегося пеласгического населения, которая привела уже в первой трети II тысячелетия к полному господству греческого этноса в средней и южной