— Понимаю, о чем ты недоговариваешь, — ответил он.

Мы немного помолчали, выпили пива. Он сидел, подперев щеку, одетый в бежевую рубашку и светло-зеленый кашемировый пуловер. На безымянном пальце поблескивало серебряное обручальное кольцо. На мгновение я представил, как он ласкает этими пальцами миловидную жену и молодую любовницу.

— Я бы записал эту историю, — сказал я, — но ведь ее могут опубликовать.

— Ну и пусть, — ответил он, — даже лучше, если опубликуют.

— Не боишься, что все узнают про любовницу? — спросил я. — Могу сказать из личного опыта, что, если героем рассказа становится реальный человек, окружающие почти всегда безошибочно его узнают.

— Как раз это меня не смущает, — ответил он как ни в чем не бывало.

— То есть тебе все равно, если все откроется? — переспросил я.

Он кивнул.

— Вообще-то я терпеть не могу вранья, — произнес он на прощание, — даже если моя ложь никого не ранит, все равно не желаю лгать. Не хочу прожить остаток жизни, обманывая или используя кого-то.

Я хотел бы что-нибудь ответить, но не смог подобрать нужных слов. Потому что его слова были правильнее.

Мы и сейчас время от времени видимся в бассейне. Серьезных разговоров больше не ведем. Сидя у бассейна, болтаем о погоде и последних концертах. Не могу представить, что он почувствует, когда прочтет этот рассказ.

Как любая красивая девочка, выращенная в заботе и любви, а в результате безнадежно испорченная, она виртуозно и талантливо умела ранить чувства других людей.

В силу моей молодости (мне тогда было двадцать один или двадцать два года), эта черта ее характера приводила меня в бешенство. Сейчас я думаю, что, привычно раня окружающих, она наверняка причиняла боль и себе. Кроме того, она, вероятно, не знала способа себя контролировать. Найдись в тот момент кто-то гораздо сильнее ее, кто ловко вспорол бы ее плоть, выпустив эго наружу, он наверняка принес бы ей облегчение. Она отчетливо просила о помощи.

Но вокруг не находилось никого сильнее, а я в те молодые годы вообще не задумывался о таких вещах. Просто злился, и все.

Если по какой-то причине (а чаще без причины) она хотела кого-нибудь ранить, перед ней оказывалась бессильной даже королевская рать. Искусно выбирая в толпе несчастную жертву, она заманивала ее в тупик, припирала к стенке и, словно разминая толкушкой вареный картофель, красиво растаптывала. На поле боя оставался труп не толще папиросной бумаги. Пожалуй, она и вправду обладала нешуточным талантом.

Она не была особенно логична или красноречива, просто умела мгновенно нащупать эмоционально слабое место собеседника. Затем, затаившись, словно дикий зверь, выжидала удобный момент и, вонзившись в мягкое горло жертвы, разрывала его. Зачатую ее аргументы были напрочь лишены логики, и она просто ловко обводила нас вокруг пальца. Позднее, по неспешном размышлении, и сам обманутый, и те, кто наблюдал сцену со стороны, никак не могли взять в толк, как какая-то мелочь могла предопределить исход битвы, но в минуту сражения она так ловко вцеплялась в слабое место противника, что тот не мог даже дернуться. В боксе это называется «сделать» — дальше остается только распластаться на ринге. Она ни разу не поставила в такое положение меня, но мне иногда приходилось наблюдать зрелище со стороны. Это была не дискуссия, не спор и даже не ссора. Перед нами разворачивалась самая настоящая кровавая психологическая бойня.

Именно эта ее черта, так ненавидимая мной, вызывала восторг у большинства окружающих мужчин. Оттого что ее считали талантливой, это качество ее характера только набирало обороты. Порочный круг. Замкнутый круг. Как в «Сказке о маленьком черном Самбо», где три тигра гоняются друг за другом вокруг пальмы, пока не превращаются в масло.

Мне, к сожалению, неизвестно, как оценивали ее другие девочки в тусовке, что они о ней думали. Я немного дистанцировался от их компании, общался, так сказать, на правах визитера, и девочки со мной не откровенничали.

Объединенная любовью к лыжам, эта странная компания сложилась из студентов трех университетов. Во время зимних каникул они все вместе выезжали на лыжные базы, а в остальное время года совместно тренировались, выпивали или купались в море на побережье Сёнан. Их было человек двенадцать или тринадцать — аккуратненькие, милые, внимательные. Между тем я не помню лица ни одного из них. Все двенадцать или тринадцать лиц расплавились в моей голове, словно растаявший шоколад, слипшись в целостный образ. Не стоит и пытаться разделить его. Только она, конечно же, стоит особняком.

Я совершенно не интересовался лыжами и оказался в тусовке благодаря бывшему однокласснику — так вышло, что целый месяц я жил у него дома. Меня приняли в компанию и стали считать своим. Думаю, не последнюю роль сыграло мое умение подсчитывать очки при игре в маджонг, но, надо признать, все они были со мной чрезвычайно милы и даже пригласили пойти с ними в лыжный поход. Я ответил, что мне нет дела ни до чего, кроме качалки, и отказался от их предложения — теперь мне кажется, что так говорить не стоило. С их стороны это было вполне искреннее участие. Не следовало говорить, что жимы интересуют меня гораздо больше лыж, даже если так оно и было на самом деле.

Помнится, приятель, у которого я жил, всегда был от нее без ума. Не мудрено — от таких, как она, большинство мужчин теряют голову. Думаю, встреть я ее при других обстоятельствах, и сам бы влюбился с первого взгляда. Описать ее красоту словами сравнительно просто. Чтобы представить ее характер, достаточно выделить три момента: (а) выглядит мудрой, (б) полна жизни, (в) кокетлива.

Невысокая и худенькая, удивительно пропорциональная, она казалась до краев наполненной энергией. Глаза сияют. Губы сжаты в упрямую линию. Когда обычно угрюмое выражение ее лица сменялось улыбкой, пространство вокруг нее мгновенно смягчалось, казалось, произошло настоящее чудо. Мне был неприятен ее характер, нравилась лишь улыбка. Да и как она могла не нравиться? Когда-то давно, еще в школе, в учебнике английского я вычитал такое выражение: «в плену весны — arrested in a springtime», — ее улыбка оставляла именно такое ощущение. Разве станешь ты критиковать теплый и солнечный весенний уголок?

У нее не было постоянного парня, и все трое мужчин в компании (включая, естественно, моего друга) были к ней неравнодушны. Никого не выделяя, она, в зависимости от ситуации, ловко жонглировала всеми троими. Те, в свою очередь, не толкались локтями, во всяком случае явно, жили дружно и мило, что никак не укладывалось у меня в голове. Так или иначе, это была их проблема, ко мне она не имела никакого отношения. Не стану же я вмешиваться в их дела по каждому поводу.

Мне она сразу не понравилась. Я прекрасно разбирался в избалованности и сразу понял, насколько сильно ее испортили в семье. Баловали, хвалили, защищали, заваливали подарками. Но проблема была не только в этом. Ребенка портят не баловство и карманные деньги. Главное — кто возьмет на себя ответственность оградить его от восприятия зрелых и витиеватых взрослых чувств. Если окружающие боятся взять эту ответственность на себя, стараясь быть с ребенком добренькими, он наверняка вырастет испорченным. Как обнаженное тело под мощным ультрафиолетом на пляже в горячий летний полдень, так и еще мягкое, едва народившееся на свет детское эго получает необратимые ожоги. Вот в чем основная проблема. Ну а баловство и неограниченность в деньгах-это лишь сопутствующий второстепенный фактор.