По правде сказать, я ужасно устал во время нашей первой встречи, когда, перекинувшись с ней парой слов, некоторое время просто наблюдал со стороны за ее речью и поведением. Даже если причина была не в ней, а в ком-то другом, она не должна была так поступать. Даже если допустить, что форма человеческого эго в большей или меньшей степени всегда искривлена, ей все равно следовало бы приложить определенные усилия. С тех пор я не то чтобы избегал ее, но старался держать дистанцию.

Говорили, что она родом то ли из префектуры Исикава, то ли еще откуда-то из тех мест и ее семье со времен Эдо[6]принадлежит элитная гостиница в традиционном стиле. У нее был старший брат, но из-за большой разницы в возрасте она росла практически единственным ребенком в семье.

Отличницу и красавицу, в школе ее, конечно же, обожали учителя и уважали одноклассники. Все это я услышал из третьих уст и не знаю, насколько информация соответствует истине, но звучит вполне правдоподобно. Помимо прочего, с малых лет она обучалась игре на фортепиано и в этой области тоже добилась определенных успехов. Однажды в гостях у кого-то из наших я слышал, как она играет. Не настолько хорошо разбираясь в музыке, чтобы судить об эмоциональной глубине исполнения, могу лишь сказать, что манера ее игры была удивительно отрывистой и она ни разу не сфальшивила.

Ей прочили поступление в музыкальный университет и карьеру профессиональной пианистки, но она, вопреки ожиданиям, с легкостью забросила фортепиано и поступила в художественный университет. Здесь она начала изучать дизайн и технологию окрашивания кимоно. Шестое чувство, выработавшееся у нее из-за того, что с детства ее окружали старинные кимоно, позволило ей и в этой, совершенно неизведанной для нее области продемонстрировать незаурядные способности. За что бы она ни взялась — всегда добивалась результата выше среднего уровня. Лыжи, яхты, плавание — что бы ни подбросила ей судьба, все она делала прекрасно.

Из-за этого никто не мог толком распознать ее недостатков. Отсутствие снисходительности считали следствием художественной натуры, склонность к истеричности — результатом несвойственной другим особой чувствительности. Она была королевой тусовки. Жила в шикарной двухкомнатной квартире в Нэдзу[7], ставшей одним из приобретений ее отца в цепочке оптимизации налогов. Иногда, если было настроение, стучала по клавишам. Гардероб ее был до отказа набит новой одеждой. Стоило ей хлопнуть в ладоши (в переносном, конечно, смысле), и заботливые влюбленные наперегонки бросались на ее зов. Все были уверены, что ее ожидает блестящее профессиональное будущее. Казалось, ничто не в состоянии ей помешать. Шел 1970-й или 1971 год.

По странному стечению обстоятельств однажды мне довелось сжимать ее в объятиях. Это вовсе не означает, что мы с ней занимались любовью — просто обнимались, и все. Как-то раз после крупной попойки вся компания уснула вповалку на полу, и мы случайно оказались рядом. Обычная история. Но я и сейчас помню ее удивительно отчетливо.

Проснувшись часа в три ночи, я обнаружил, что лежу с ней под одним одеялом — уютно свернувшись рядом, она сладко посапывает во сне. Стояло начало июля — лучшее время для сна вповалку на полу. Поскольку мы лежали прямо на татами, без матраса, суставы, несмотря на молодость, затекли. К тому же она положила голову на мою левую руку, так что я при всем желании не мог повернуться. В горле пересохло, казалось, я сойду с ума от жажды, но сбросить ее голову не представлялось возможным. Моя рука едва обвивалась вокруг ее шеи, но двинуть ею я не мог. Я бы не вынес, если бы, проснувшись в тот момент, когда я выдергивал руку, она превратно истолковала мои действия.

В итоге после недолгого размышления я решил ничего не предпринимать и подождать, пока ситуация разрешится сама собой. Вскоре она повернется во сне, я быстро выдерну руку и смогу наконец пойти выпить воды. Однако она и не думала шевелиться. По-прежнему лежала ко мне лицом и ровно дышала. Рукав стал влажным от ее теплого дыхания, мне было щекотно.

Так я пролежал минут пятнадцать или двадцать, но она не шевелилась, и я уже отчаялся когда-нибудь глотнуть воды. Сухость в горле была сильной, но терпимой. Стараясь не двигать левой рукой, я выгнул шею, нащупал на низком столике чьи-то сигареты и зажигалку, подтянул их правой рукой. Закурил, хоть и понимал, что от этого горло начнет саднить еще больше.

Тем не менее, докурив сигарету и сунув бычок в пустую банку из-под пива, я с удивлением почувствовал, что сухость в горле слегка отступила. Со вздохом прикрыв глаза, я постарался снова заснуть. По близкой автостраде мчались грузовики. Плоский, словно расплющенный, шорох их шин проникал в комнату сквозь тонкое стекло, еле заметно колебля воздух и сливаясь с посапыванием спящих здесь девушек и юношей. В голове крутилась мысль, приходящая любому, кто проснулся ночью в чужой квартире: «Что я здесь делаю?»

Вылетел со съемной квартиры из-за истории с девушкой, теперь живу у друга, тусуюсь с лыжниками, хотя далек от лыж, вдобавок на моей руке спит девушка, которая мне совершенно не нравится, — при мысли об этом делалось тошно. Я не должен так поступать. Между тем, как только я доходил до вопроса, что же со всем этим делать, я понимал, что не вижу никаких перспектив.

Когда, отчаявшись уснуть, я открыл глаза и тупо пялился на люминесцентную лампу в потолке, девушка наконец шевельнулась. Думаете, при этом она освободила мою руку? Напротив, прижалась всем телом так тесно, словно собиралась нырнуть в меня. Кончиком носа я почти касался мочки ее уха — от нее исходил слабый запах туалетной воды и пота. Слегка согнутая нога лежала на моем бедре. Дыхание было таким же спокойным и размеренным. Теперь оно попадало мне на шею, боком я ощущал, как вздымается и опускается в такт дыханию ее мягкая грудь. Обтягивающая трикотажная блузка и юбка-клеш позволяли чувствовать каждый изгиб ее тела.

Странная ситуация. Окажись на ее месте любая другая девушка, думаю, я вполне нашелся бы, что предпринять. Но поскольку это была она, я пребывал в полном смятении, совершенно не зная, как поступить. При любом раскладе я оказывался в дураках. Хуже всего было то, что мой член, прижатый к ее ноге, начал постепенно твердеть. Несмотря на ее ровное дыхание, я был уверен, что она ощущает происходящие в нем изменения.

Через некоторое время она как ни в чем не бывало, якобы во сне, обвила мою спину рукой и слегка переместилась в моих объятиях. Теперь ее грудь еще теснее прильнула к моей, а мой член оказался плотно прижатым к низу ее живота. Ситуация стремительно ухудшалась.

С одной стороны, я, конечно, злился на нее за то, что оказался в таком положении, с другой — чувствовалось удивительное тепло жизни в том, чтобы обнимать красивую женщину. Это неясное ощущение целиком завладело мной. Теперь я уже никуда не мог сбежать. Она прекрасно чувствовала мое психологическое состояние, и из-за этого я злился еще больше, но злость моя не имела никакого смысла, вступая в странное противоречие с наливающимся членом. Отчаявшись, я обвил свободной рукой ее спину, и мы окончательно сплелись в тесном объятии.