Кажется, криков на улице уже не было слышно…

Сползая на сено, молодой конюх вдруг смутно разглядел, как над ним кто-то склонился, в руке у неизвестного блеснул синим отсветом невесть откуда появившийся меч… Но за миг до того, как клинок нашел сердце, на плечо нападавшему вдруг легла хрупкая рука:

– Не надо, Винтар, я вижу, у него есть дар…

* * *

Утром Адельмар проснулся с гудящей головой – так часто бывало после настоев мажордома. Впрочем, лечили они хорошо, так что причин отказываться не было. Когда вопрос стоит – сможешь ли ты заснуть или всю ночь будешь ворочаться, уставившись взглядом в потолок… Молодой лорд предпочитал мучиться утром. Особенно если вечер был настолько загруженным.

Впрочем, с утра начались новые проблемы. Отправленные за коровой кнехты не придумали ничего лучше, как притащить ее в замок к лорд-манору и привязать под окнами: хорошо хоть не додумались до спальни дотащить. Единственное, что порадовало, когда Адельмар, подскочив с утра на кровати от дикого мычания под окнами, выглянул во двор, а потом потребовал у Бертвальда объяснений, что же происходит, мажордом, пряча усмешку, заверил, что немедленно, сейчас же все устранит и сделает в лучшем виде. Пришлось поверить ему на слово.

К Селинт молодой лорд заходить не стал. Если что-то изменится – Бертвальд обязательно расскажет, а лишний раз пытаться что-то изменить, когда ты знаешь, что бессилен… Бессмысленно.

После легкого завтрака мужчина направился в кабинет. Сегодня надо было разобраться с документацией, просмотреть огромный отчет управляющего, решить вопросы по бюджету Ругеи на следующий год… Дел было невпроворот. А еще они помогали заглушить душевную боль.

Корову из двора так и не убрали. В распахнутое по случаю летней жары окно кабинета врывалось протяжное мычание. А запах свежего навоза перебивал даже ароматы приготовленных вчера мажордомом настоев.

– Бертвальд!

– Да, милорд? – Мужчина всегда появлялся по первому же отклику. Казалось, он или из воздуха возникает, или просто стоит ждет, когда его позовут.

– Корова.

На обычно бесстрастном лице на миг мелькнуло удивление:

– Корова, милорд?

Нет, он точно решил сегодня поиздеваться.

– Под окном.

Голова, кроме того что кружилась, еще и болеть начала. Создавалось впечатление, что кто-то принялся раз за разом загонять раскаленные иглы в виски, словно вчерашней муки было недостаточно.

К счастью, на этот раз мажордом перестал изображать удивление и спешно заверил, что все сейчас будет в лучшем виде. Уже через пару минут во дворе раздался его громкий голос, а еще через некоторое время протяжное мычание смолкло как по волшебству.

Неприятные запахи в кабинете все еще держались, и даже открытое окно не помогало – вонь-то шла снаружи… Впрочем, к тому моменту, как Адельмар уселся за стол, надеясь, что в ближайшее время и это пройдет, на пороге появился мажордом. В руках мужчина держал несколько плошек и небольшой мешочек.

– Позвольте, милорд? – И, не дожидаясь ответа хозяина, Бертвальд споро расставил миски по разным углам комнаты, высыпал содержимое узелка в каждую из них, и по комнате потек аромат мелиссы и душицы. – Я думаю, так будет лучше, милорд.

– Да, спасибо, можешь идти.

Устало обхватив голову, лорд Сьер вгляделся в лист, исписанный мелким убористым почерком, пытаясь поймать за хвост хотя бы одну здравую мысль. Те, как назло, разбегались в разные стороны.

Отец не готовил из младшего сына наследника и никогда не предполагал, что тот станет во главе Ругеи, – на это мог рассчитывать только Ханно. Пусть Адельмар получил хорошее воспитание, но предполагалось, что он займется наукой, а потому знания младшего Сьера ограничивались к моменту смерти отца и братьев абсолютно ненужными областями: философия, основы стихосложения, литература… К началу правления мужчина мог процитировать все сонеты великого Брандлера, но понятия не имел, как помочь погибающей после ведьмы Ругее. После всего происшедшего, после всего случившегося мужчине пришлось самому изучать основы экономики, выяснять, как поднять лежащие в руинах города, как возродить вытоптанные поля. Но даже сейчас для того, чтобы прочитать отчет управляющего и сообразить, о чем там идет речь, приходилось напрягаться.

А тут еще эта головная боль. И пряные запахи сушеных трав, плывущие по комнате, напоминающие о давнишних события, о Селинт, которая сейчас так беззащитна, о Селинт, которая находится так рядом и в то же время так недосягаема…

* * *

Восемь лет назад

Адельмар загнанным зверем метался по комнате.

Отец обеспечил деньгами, так что юноша мог позволить себе снимать в столице дом, а не жить в общей казарме. Тем более, что, как выяснилось, служба при дворе не предполагала службы как таковой. Гвардейцем Адельмар Сьер назывался лишь номинально, воевать Фриссия в ближайшее время ни с кем не собиралась, а потому все, что требовалось от юноши, – раз в неделю прибывать на развод. И все бы было хорошо, но в груди уже третий год подряд жила тоска по Селинт.

Первое время от нее раз в месяц приходили написанные неуклюжей рукой письма в две-три строчки. Потом в столицу пришли тревожные слухи о каком-то колдовстве, темной магии, поднимающей голову в провинции, в Ругее… А потом письма просто перестали приходить. И от нее, и от отца.

Первые месяцы Адельмар загонял страхи подальше и старался не думать о том, что может твориться дома, но постепенно, по мере того как в столице ползли шепотки о страшной магии, о льде, покрывающем стены домов летними вечерами, – страх нарастал.

Потом пришли новости о восстании в Ругее, о том, что невесть откуда появившееся войско ландскнехтов, ведомое какой-то колдуньей, все ближе подходит к Бирикене. Адельмар уже места себе не находил. Но уехать из Бюртена юноша не мог, будучи связанным вассальной клятвой, не имел на это никакого права, хотя уже сотню раз подавал прошение о выезде в родное лорд-манорство. Он прекрасно понимал, что сам он не сможет сделать ничего, но тревога, царившая в душе, была сильнее доводов рассудка.

Его Величество Фарамунд V Великолепный только отмахивался от петиций молодого гвардейца. Есть ведь постоянная армия, есть те самые ландскнехты и шварцрейтары, а раз так – горная провинция и сама сможет защитить себя. Намного интересней и важнее, если гвардейский развод на главном плацу завтра будет еще более пышным, еще более красивым!

Король Фриссии обеспокоился происходящим, лишь когда на тревожные вести уже нельзя было закрывать глаза: когда в провинцию Борн поспешили беженцы с последним имуществом, когда начали рассказывать, что ландскнехты, служащие ведьме, несут смерть, что хлеб в полях в июне замерзает на корню, покрываясь тонким слоем льда, а дикое зверье заходит в деревни и уничтожает всех на своем пути… Посланная в Ругею королевская армия была полностью разбита.

В день, когда молодой гвардеец уже был готов предать вассальную клятву и сбежать из Бюртена, Его Величество подписал прошение и позволил юноше направиться в родную провинцию. Никаких солдат ему в помощь не дали. Впрочем, последнее было как раз не удивительно. Ругея была вольным лорд-манорством. С одной стороны, она была независимым государством, полностью решавшим, как ему жить и что делать, а с другой – правители все равно официально выступали вассалами Его Величества и должны были отправлять своих сыновей на службу в Бюртен. Отец Адельмара то ли в шутку, то ли всерьез называл это системой заложничества…