совсем не заходили грамотные люди. Книжники, алхимики, послушники, волшебники, в конце концов — каждый из них мог сделать это, — лорд сделал глубокий вдох. — Что же до вас, инквизитор, то вы явно злоупотребили нашим гостеприимством и моим почтительным отношением к церкви и её служителям. Мне следовало бы написать об этом в столичный храм, но предлагаю иной выход. Вы должны понимать, что разум безутешного отца омрачён горем, и порождает немыслимый вздор. Он не может смириться со случившимся и готов обвинить кого угодно. Вы же оказались столь наивны, чтобы поверить ему. Желаете вмешиваться в наши дела? Что ж, извольте. Сегодняшним вечером вы будете палачом. Вы наденете петлю на шею ведьмы и выбьете из-под её ног подставку. Будете упорствовать и отрицать её вину — на вашей совести будет смерть невиновной. Согласитесь с обвинениями — исполните свой священный долг перед людьми и богами. Это моё желание как лорда этих земель, так что не пытайтесь покинуть деревню. В противном случае будьте уверены, что храм Троих в Энгатаре в кратчайшие сроки узнает, что вы как инквизитор выходите за рамки своих полномочий и вмешиваетесь в расследование мирских преступлений!

Грегорион Нокс давно не чувствовал себя настолько беспомощным.

— Я буду ждать в корчме, — только и смог сказать он.

— Пришлю за вами своих людей, — тонкие губы Джорена Скайна искривились в торжествующей улыбке.

Инквизитор развернулся и зашагал к выходу. Покинув управу, он направился в корчму, хотя имел стойкое желание распрощаться с этой деревней раз и навсегда. Как бы ему в похлёбку здесь яда не подсыпали. Кроме искусных мастеров по металлу Скайны издавна отличались жестокостью и упрямством. «Непреклонно иди до конца, и пусть сын отомстит за отца» — таков был их негласный девиз, которому они не изменяли веками. Ссориться с таким домом означало рано или поздно подписать себе смертный приговор. Да и если храм Энгатара получит подобную жалобу, Грегориона наверняка отстранят. Возможно даже навсегда. Одна мысль об этом беспокоила инквизитора больше, чем любые покушения.

Остаток вечера пролетел незаметно. Грегорион сидел в корчме под беззлобное ворчание хозяина заведения, сетовавшего на то, что господин инквизитор ничего не ест и не пьёт, но тот сидел и думал, стараясь примириться с неизбежным. Быть может, он и в самом деле не так тщательно разобрался в деле, как ему казалось, и пал жертвой собственной самоуверенности. Грегориону было непривычно заниматься самокопанием, обычно вверенную ему работу всегда удавалось сделать хорошо. Возможно, дело в том, что на этот раз ему вздумалось проявить инициативу там, где не следовало? Что мешало ему просто пополнить запасы, перевести дух и отправиться дальше? Но тут Грегорион Нокс сумел найти ответ. Наверное, то же, что и сподвигло его стать инквизитором. Желание сделать мир хоть немного лучше и светлее. Справедливее, правильнее в конце концов! Но правильно ли то, к чему привело его решение? В конце концов, самым неправильным сейчас было бы ослушаться лорда. Из двух зол приходится выбирать меньшее. Если бы только была возможность не выбирать вовсе…

— Просыпайтесь! Проснитесь! Слушай, а он нас не прибьёт? — задремавшего инквизитора трясли за плечо.

— Если кто и прибьёт, то это лорд Скайн, уж будь уверен.

Грегорион открыл глаза, почувствовав себя немного отдохнувшим. За ним действительно прислали людей, значит, время пришло. Когда Грегориону случалось идти наперекор собственной воле в угоду приказанию или нести наказание за проступок, он, дабы держать в руках бунтующий разум, представлял, как на его руках и ногах смыкаются кандалы, а тело опутывают цепи. Это должно было олицетворять долг, так ему было легче смириться. А смирение, как успокаивал он себя, одна из величайших добродетелей. Но сейчас, какие бы тяжёлые оковы и толстые цепи он себе не представлял, ему не удавалось унять жгущее душу чувство несправедливости, которое давало о себе знать даже под неподъёмной тяжестью долга. Всю дорогу к месту казни он ощущал себя не палачом, а преступником. Предателем собственной совести.

Лица людей в собравшейся толпе выглядели в темноте мордами кровожадных чудовищ, освещаемых светом ламп и факелов. Джорен Скайн и отец Каспар уже стояли на эшафоте. Лицо лорда приобрело хищное выражение, он довольно окинул взглядом собравшихся людей и жестом пригласил инквизитора занять место палача по ту сторону виселицы. Скайн явно подготовился к событию, прибыв в торжественных одеждах и мечом на поясе. Священник рассеянно глядел себе под ноги, но, когда лорд кивнул, он тут же начал речь.

Слова не особенно отличались от тех, что он говорил днём, вот только голос был такой, будто делает он это нехотя. Ближе к концу речи привели Изру. Выглядела она точно так же, только без мешка на голове, да к синякам с царапинами, кажется, успели добавиться новые. Ветер всколыхнул волосы цвета соломы, и ведьма подняла глаза на собравшуюся толпу. Наверное, имей она возможность, тут же испепелила бы всех вокруг одним лишь взглядом. Столько было в нём ненависти и презрения.

Что было в её глазах, когда она вдруг повернула голову в сторону Джорена Скайна, инквизитор не видел, но зато ему было видно торжествующее лицо лорда, который чуть вскинул голову и обнажил зубы в скалящейся улыбке. Отец Каспар же словно вжался в свои бело-голубые одежды. Девушка обернулась к инквизитору, и тот разглядел в её взгляде недоумение и… жалость. Да, в этих зелёных как еловая хвоя глазах явно читалась самая настоящая жалость к тому, кто должен оборвать её жизнь. Грегорион так удивился, что даже не сразу услышал, как священник велел привести приговор в исполнение.

Пока ведьма поднималась на деревянный чурбак, пока он набрасывал петлю на её шею, пока отец Каспар говорил что-то толпе, Изра не спускала с инквизитора взгляда, в котором читалась всё то же выражение. И вот, она стояла в своих лохмотьях на шатком куске дерева и смотрела Грегориону в глаза, казалось, не замечая окриков озлобленной толпы. Он никак не мог решиться выбить подставку у неё из-под ног и выполнить уготованную ему роль палача в этом отвратительном спектакле. Палача собственного чувства справедливости. Того, во что он верил все эти годы.

— Инквизитор. Прошу, быстрее. Людям завтра предстоит много работы. Вы ведь знаете, деревенские заботы, — услышал он голос Джорена Скайна и тут же ощутил, будто Изра смотрит ему прямо в душу. Туда, где покоились воспоминания о детстве и юности, обо всём, что его когда-либо радовало или печалило. Из её глаз покатилась едва заметная блестящая слеза, и всё тело Грегориона словно окаменело. Не в силах шевельнуться, он лишь молча увидел, как девушка покачнулась и опрокинула подставку собственной ногой. Верёвка заскрипела, натянулась словно струна. Тело ведьмы дёргалось и раскачивалось.

— Несмотря на то, что инквизитор не выполнил в полной мере возложенной на него обязанности, казнь преступницы состоялась, — торжественно заявил Скайн под одобрительный гул толпы. — Более того, она настолько желала искупления в смерти, что сделала всё сама. Теперь она заслуживает прощения, которое я ей и дарую пред ликом богов и людей! Троих и многих!

Эти слова отзывались эхом в голове инквизитора. Спускаясь, он был переполнен злостью и желанием поскорее покинуть это место. Но вдруг раздался треск. В воцарившейся тишине десятки взглядов устремились на эшафот, словно по команде. Послышался короткий хлопок и грохот, и Грегорион, успев отойти на несколько шагов от эшафота, обернулся. На том месте, где мгновение назад состоялась казнь, висел обрывок верёвки, а под ним лежала Изра. Трясущаяся, тяжело и судорожно дышавшая, но живая.

— Чёрт бы тебя побрал… — прорычал лорд Джорен Скайн. — Каким образом⁈ Впрочем, плевать. Я сам завершу начатое!

Он вытащил из ножен меч и направился к девушке.

— Я не позволю! — взревел Грегорион Нокс.

С неожиданной ловкостью инквизитор вскочил на эшафот, заслонив Изру собой, и теперь глядел сверху вниз на медленно пятящегося Скайна.

— Закон не позволяет повторно казнить пережившего казнь. К тому же, вы сами даровали ей своё прощение, — холодным тоном добавил Грегорион, и толпа одобрительно загудела.

— Как ты смеешь, инквизитор⁈ — злобно рявкнул лорд.

— Но… Он прав, — из-за спины Скайна донёсся дрожащий голос отца Каспара. Лорд обернулся и шагнул к нему, сжимая меч.

— Что ты сказал, Каспар? Я не имею права казнить эту девку?

— Только не повторно, — священник сглотнул. — И ваше прощение…