Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так, а ущерб от преступления для вас является значительным?
— Молодой человек, для меня эти бумаги бесценны, это несколько месяцев моей жизни и еще нескольких людей. Вы можете себе…
— Извините! — я невежливо перебил возбудившегося ученого: — Наше процессуальный кодекс такого понятия — "бесценный", не понимает. Для него есть понятие ущерб в рублях и его градация — значительный или незначительный. Вот такая скучная математика. Давайте ущерб в рублях считать. Денег, как жулик сказал, было рублей пятнадцать. Подтверждаете? Сколько стоит портфель и кошелек?
— Ну, портфель, наверное, рублей пятнадцать, и кошелек, примерно, пять.
— Хорошо — я вписал цифры в протокол: — Бумаги во сколько вам обошлись?
— Чистовой вариант, двести четыре листа машинописного текста, по пятьдесят копеек за лист, ну и сто два рубля за микросъемку. Итого двести четыре.
-Угу. А всего двести тридцать девять рублей. Ущерб для вас значительный?
— Ну получается, что да.
— Отлично, Виталий Федотович, здесь и здесь расписываетесь, и я поеду, а то время уже позднее.
Через десять минут, напоенный чаем с вареньем, обласканный уверениями в вечной благодарности и дружбе, я спустился в прогретую «Ниву», где меня ждали злые напарники и одетый, но все еще напуганный Сашок.
— Что губы надули? Заждались? А заявление, по-вашему, кто брать должен был? Никто же о нем не вспомнил. А ты, грабитель, знаешь кому по башке дал?
Мужик на заднем сидении неуверенно помотал головой, недоуменно звякнув браслетом.
— Не знаешь, а дал ты известному врачу, ученому с мировым именем, а в портфеле была результат новейших разработок медицинского института по новым методам лечения. Тысячи жизней этот метод должен спасти, а ты его по башке бьешь и деньги отбираешь. Эх, ты, Саша! Бестолковый ты тип.
— Это почему бестолковый? — возмутился Сашок, сунувшись ко мне головой: — Я не бестолковый.
— Очень бестолковый. Потому, что гадишь там, где живешь. А если бы человека слабей бы стукнул или, наоборот, сильней, тебя бы еще тем утром нашли, собаку служебную бы применили и нашли. Она с соседнего двора как раз бы к твоей двери погоню бы привела.
— А вы, Павел Николаевич, как меня нашли?
— Когда бухаешь, друг мой Саша, надо думать с кем и о чем можно разговаривать. Ладно, поехали, а то поздно уже.
Всю обратную дорогу, Сашок задумчиво шевелил губами и даже загибал пальцы, наверное, высчитывал, кто из его собутыльников стучит ментам. Пусть ищет стукачка, мне это только в радость.
Саша со всеми материалами и вещественными доказательствами был сдан дежурному следователю, со строгим наказом, чтобы до утра сидел в здании Дорожного РОВД и не смел на улицу даже одной ногой выйти, а я погнал расслабившихся подчиненных на улицу, так как у нас намечено еще одно мероприятие, после которого я их развезу по домам.
Когда мы отъезжали от здания РОВД, за нами, держась на почтительном расстоянии скользнул свет чьи-то фар.
Ключики подошли к замочкам, как родные, сыто щелкнув промасленными механизмами запоров. Ворота распахнулись и перед нами предстала во всем великолепии пещера сокровищ Аллы.
— О, а это что?
— Это домашние заготовки моей бабушки. Надо их из гаража вытащить и загрузить в машину — я ткнул пальцем в сторону «газоновского» грузовичка, с деревянной будкой во весь кузов и надписью «Дежурная», что кормой вперед медленно подползала к гаражу. Сверху заднего борта будки висел кусок старого брезента, что как занавес, закрывал государственные номера.
— Давай, один в будку влезет и ящики принимает, а мы вдвоем будем таскать.
Погрузка шла бодро — нести всего пару метров. В один из моментов, когда мы были в гараже вдвоем, Студент поинтересовался, надежное ли место, куда поедут запасы моей пожилой родственницы. Я воровато оглянулся по сторонам и шепотом, на ухо, признался соратнику, что продукты будут переброшены в гараж моего знакомого в частном доме по улице Парашютистов, с которым мы крутимся по поводу скупки и перепродажи дефицита. Когда через полчаса грузовик, мигнув стоп-сигналами, исчез в начинающейся заметать снежной поземке, а Студент уже отогревался в машине, радуясь окончанию этого длинного рабочего дня, и то, что я разрешил прийти на службу к десяти часам утра, вопрос о месте хранения, увозимых в ночь, продуктов, задал Кадет, старательно оттирающий руки снегом от смазки, покрывающей банки. Какое-то нездоровое любопытство у молодежи, что делят со мной служебный кабинет, слышат и видят очень многое.
— У моей бабушки дачный участок сразу за поселком Гидростроителей, там зимой люди живут, и снег на дороге чистят. Вот там машину и разгрузим. Белый кирпичный дом с зеленой крышей сразу за поворотом и гараж металлический. С тушенкой то на морозе ничего не будет, приезжай и вывози потихонечку, и место тихое, никто чужой рядом не появляется. Ладно, поехали. Только никому не говори.
Развезя осоловевших и задремавших в тепле бойцов по домам, вручив им за работу ящик тушенки на двоих, я развернул машину в сторону реки — там, на той стороне, среди многочисленных объектах, принадлежащих двум крупнейшим городским ТЭЦ, мой школьный товарищ — Витя Капустин, подвизавшийся крутит баранку на машине, круглосуточно развозящей дежурный персонал и аварийные бригады по вечно горящим и взрывающимся объектам энергосистемы Города, не торопясь разгружал мой груз в малозаметную будку с крепкой стальной дверью, знаком черепа и другими угрожающими надписями на воротах. Объект выглядел как действующая трансформаторная будка, но сам трансформатор был вывезен много лет назад, и про небольшой кирпичный домик все забыли, кроме Вити, что случайно, в поисках чего ни будь ценного и плохо лежащего, набрел на него. Думая, что здесь запасы Аллы будут в относительной безопасности.
Утро не выспавшийся Александр, сжимая в руке копию постановления о применении к нему меры пресечения в виде подписки о невыезде без разрешения следователя, вышел из помещения Дорожного РОВД, не замечая, что в кармане куртки, к связке ключей от квартиры прибавились три ключа от гаража, что я сунул ему, а карман, провожая на улицу.
Глава пятая. Печальный декабрь
— Твои где все? — шеф с утра был недоволен, так как со вчерашнего вечера остались три нераскрытых грабежа на привокзальной площади, а если по уму, то даже разбоя — скучающихм