Внезапно в потолок застучали. Каролина вылетела из квартиры и включила свет на площадке.

– Кто там? – крикнула она в пролет лестницы, задрав голову. – Кто это?

Над головой у нее за лестничным поворотом послышалось какое-то движение. Зашаркали ноги, дверь на верхней площадке открылась, и женский голос злобно прошептал:

– Тише!

Поглядев вверх, Каролина увидала наклонившуюся через перила женщину; на лицо ей падали длинные пряди седых волос, свободная белая одежда проглядывала между балясин. Каролина завизжала, прежде чем узнала обитательницу верхней квартиры.

– Вы пьяны? – вполголоса спросила сердитая жиличка. – С чего это вам пришло в голову будить ночью весь дом? Времени двадцать две минуты второго, а вы уже целый час грохочете, двигаете мебель, хлопаете дверями. Я глаз не могла сомкнуть, а утром мне идти на службу.

На третьем этаже открылась еще одна дверь, и мужской голос спросил:

– Что случилось? Я слышал женский крик.

Жилица – она была в ночной рубашке – мигом нырнула в свою квартиру и закончила тираду, выставив голову в приоткрытую дверь:

– Это все молодая женщина этажом ниже. Она уже целый час как шумит. Вы слышали шум?

– Что я несомненно слышал, так это крик, – ответил мужской голос.

Каролина взбежала на несколько ступенек, чтобы увидеть жилицу за лестничным изгибом.

– Я жутко испугалась, увидев вас, – объяснила она. – Это вы стучали?

– Конечно, я, – ответила женщина. – Утром я на вас пожалуюсь.

– Это вы печатали на машинке? – продолжала Каролина. Она чувствовала себя беспомощной и слабой: – Я слышала стук машинки и голоса.

– Вы сумасшедшая! – заявила женщина, втянула голову и захлопнула дверь. Молодой человек тоже удалился в свою квартиру.

Каролина вернулась к себе и, спеша и оглядываясь, принялась собирать чемоданчик. Она задавалась вопросом, где провести остаток ночи. Гостиничный номер на одного решительно исключался, нужно было искать приют в знакомом доме у знакомых людей. Она суетилась, лихорадочно хватая нужные вещи, словно ждала, что в любую секунду спрятанная в каждом предмете невидимая рука сомкнется у нее на запястье и не даст забрать вещь. Она старалась по возможности не шуметь, однако из-за нервного возбуждения налетала на мебель и перевернула стеклянное блюдо. Для защиты от шума, который сама же производила, она напрягла носоглотку, так что в ушах словно зазвучал шелест ветра, он перекрывал звук шагов и приглушал все остальные шумы.

Каролина нажала на крышку чемоданчика. Она решила, где будет ночевать. У Барона. Он не спит или хотя бы доступен в любой час суток. Она снова открыла чемоданчик, вспомнив, что положила в него деньги, а они ей понадобятся на такси – добраться до квартиры Барона в Хемпстеде. Думать она могла лишь о том, чтобы, не теряя ни единой секунды, убраться из собственной квартиры. Роясь в одежде, она даже не заметила, что кое-как побросала в чемоданчик свои спальные принадлежности, а ведь обычно она привыкла следить за собой. Она не ощущала разницы между теперешними лихорадочными сборами и тем, как неторопливо, вопреки обуревавшей ее ярости, она основательно разглаживала каждую вещь и укладывала ее на положенное место меньше суток тому назад в Святой Филомене.

Тюк-клик-тюк. Тюк. Она даже не заметила – клик-дринь-тюк, – что кое-как побросала в чемоданчик свои спальные принадлежности, а ведь обычно она привыкла следить за собой. Она не ощущала разницы между теперешними лихорадочными сборами и тем, как неторопливо, вопреки обуревавшей ее ярости, она основательно разглаживала каждую вещь и укладывала ее на положенное место меньше суток тому назад в Святой Филомене. Тюк.

Пальто – шляпа – сумочка – чемоданчик. Подхватив их, Каролина вылетела на площадку, громко хлопнув за собой дверью. Она сбежала по лестнице, стуча каблуками, и выскочила на улицу, захлопнув парадную дверь. В конце Куинз-Гейт поймала такси, свернувшее с Олд-Бромптон-роуд, и отгородила себя от мира, вновь хлопнув дверцей.

– Это часто бывает, – произнес Уилли Сток. – У вас перенапряжение мозга.

Так изрек Барон. Он стоял у электрического камина, мерцающего искусственными угольками, и потягивал «Кюрасао».

Каролина отпила из своей рюмки. Она свернулась на диване и плакала. Впитывая тепло искусственного огня и ликера, она испытывала к Барону глубокую благодарность. Он уже целый час объяснял ей ее психическое состояние. Каролину утешали не его объяснения, но знакомое лицо, ограниченность его мыслей и сама реальность этой теплой квартиры и бутылки «Кюрасао».

Впервые в жизни она почувствовала, что Уилли Сток – ее старый друг. Отнеся его к категории старых друзей, она могла с чистой совестью искать у него защиты. Ибо Барон принадлежал к одному из полусветских кругов в прошлом Каролины. К тому, с которым она постепенно прощалась. К обществу, которое она полузабыла и теперь решительно порицала. Она уже больше года не встречалась с Бароном, но Лоуренс поддерживал с ним отношения и порой упоминал его в разговоре, и сейчас это укрепляло Каролину в убеждении, что она находится в обществе старого друга. А до утра старый друг с его защитой был ей ох как нужен.

– Элеонора сейчас на гастролях, – заметил он.

– Знаю, Лоуренс получил от нее открытку.

Элеонора Хогарт была любовницей Барона.

– Вот как? – сказал Барон. – Когда именно?

– Еще на прошлой неделе. Он просто упомянул про это.

Его называли Бароном, потому что он сам называл себя Барон Сток. Каролина не знала, где именно получил он свой аристократический титул, да никто этого и не выяснял. Однако она, в отличие от некоторых, была уверена, что он не самозванец. Родом он был из Бельгийского Конго, много поездил по Ближнему Востоку, пожил в Европе и, наконец, осел в Англии и принял британское подданство. Это произошло пятнадцать лет тому назад, и теперь ему было под пятьдесят. Каролина всегда считала, что в жилах Барона течет африканская кровь, но так и не смогла распознать ее в его внешности. А ведь она пожила в Африке и разбиралась в таких вещах. Для нее это было предметом праздного любопытства, но несколько лет тому назад она заметила: когда при Бароне начинают обсуждать расовые проблемы Африки, он начинает обличать чернокожих с совершенно необъяснимой и неуместной, исполненной горечи яростью. Что подтверждало правоту Каролины. К тому же на лице Барона временами проступало страстное возбуждение, какое она уже видела на лицах скрывавших свое происхождение полукровок. Да и в белках его глаз было нечто такое, чего она не могла определить. Впрочем, все эти наблюдения не очень ее волновали.

Барон открыл на Чаринг-Кросс-роуд книжную лавку, из тех, что ориентируются исключительно на интеллектуального покупателя. «Интеллек-ту-ального», – произносил Барон. «Разумеется, в Англии нет интеллек-ту-алов», – любил повторять он.

Каролина и Лоуренс с наслаждением вспоминали о том дне, когда, заглянув к Барону на Чаринг-Кросс-роуд, обнаружили там крохотную женщину, которая спрашивала: