Дитя положили на руки счастливой матери, и девушка побежала звать новоиспеченного отца. Мистер Фрейзер неуверенно шагнул в комнату; поначалу он не верил своим глазам. Поглядел на Симпсона, будто спрашивал у него разрешения, потом подошел поближе и осторожно положил руку на головку своего новорожденного сына.

Рейвен с удивлением заметил на глазах у мистера Фрейзера слезы. Это как-то противоречило его первому впечатлению об этом человеке. Но он и сам ощутил, как на него волной нахлынуло облегчение: Уилл прекрасно знал, что при сложных родах исход не всегда бывает благополучным. Но еще больше он удивился слезам в собственных глазах. Быть может, это было следствием того, что случилось с ним прошлой ночью, но Рейвен вдруг почувствовал, будто эта сырая, убогая комнатушка вдруг преобразилась – пусть и ненадолго – в прибежище счастья и надежды.

Мистер Фрейзер утер слезы не слишком чистым рукавом, а потом повернулся к доктору и пожал ему руку, одновременно роясь в кармане в поисках платы за визит. Уилл разглядел мелкие монетки, протянутые доктору на немытой ладони. Ничтожная сумма для доктора уровня Симпсона, в особенности учитывая, что он фактически принял роды собственноручно.

Профессор тоже некоторое время изучал предложенные ему деньги. Было ясно, что этого совершенно недостаточно, и Рейвен уже мысленно готовился к неловкой ситуации. Но вместо этого доктор протянул руку и осторожно сжал пальцы Фрейзера, оставив монеты у него на ладони.

– Нет-нет, бог с вами, – сказал он, улыбаясь.

Затем забрал свою сумку, помахал миссис Фрейзер, которая в этот момент как раз приложила своего новорожденного сына к груди, и врачи вышли из комнаты.

***

Когда они выбрались в Кэнонгейт, Рейвен подставил лицо ветру, наслаждаясь чувством свежести и прохлады. Представил себе, как ветер сдувает всю грязь и боль, среди которых он провел последние несколько часов. Чувство было такое, будто это он сам только что вырвался из тесного чрева миссис Фрейзер.

Симпсон оглядывался кругом в поисках своего экипажа, которого не было там, где они его оставили. Кучер, должно быть, решил проехаться вокруг квартала, чтобы размяться после долгих часов ожидания. Уилл тоже покрутил головой и тут заметил небольшую толпу, собравшуюся у тупичка. Тупичка, где жила Иви.

Он подошел поближе, будто влекомый непреодолимой силой. Двое мужчин вынесли обернутое саваном тело; тележка уже ждала у обочины. Саван был серый, уже сильно потрепанный – такие использовались по многу раз. Ничего красивого, ничего нового для бедной Иви, даже после смерти. Уилл узнал в толпе несколько лиц. Другие проститутки. Кого-то из них он знал через Иви, а кого-то… просто знал. Хозяйка тоже была здесь: Эффи Пик. Рейвен стоял, опустив голову. Ему не хотелось, чтобы его узнали и уж тем более поприветствовали.

У входа в тупик стоял полицейский, наблюдая, как тело грузят в тележку. Уилл услышал, как кто-то спрашивает его, что случилось. «Просто еще одна мертвая шлюшка, – ответил полицейский спокойно, без малейшего сожаления в голосе. – Похоже, отравилась каким-то пойлом».

Его слова все продолжали отзываться эхом у Уилла в голове. Он почувствовал, как внутри образуется пустота, чувство гораздо более глубокое, чем стыд.

Просто еще одна мертвая шлюшка.

Нет, это не о той женщине, которую он знал. Иви заслуживала большего.

Сара обвела взглядом приемную и нахмурилась: пациентов было еще предостаточно. Внезапный отъезд доктора Симпсона привел к неизбежным задержкам; его помощник, доктор Джордж Кит, был вынужден один принимать всех, кто остался. Горничной Джордж был симпатичен, но он делал все так медленно, и к тому же у него была привычка читать пациентам нотации, что ей не нравилось. Она подумала, может, стоит пойти попросить помочь доктора Дункана, но решила, что тот вряд ли согласится. Он вечно был слишком занят со своими экспериментами, да, может, оно было и к лучшему. Доктор обладал исключительно холодными манерами и, похоже, с химикалиями ладил лучше, чем с людьми.

Ей гораздо больше нравилось наблюдать за работой доктора Симпсона, но такая возможность выпадала сравнительно редко. Доктор в основном принимал зажиточных пациентов у себя наверху, где Джарвис играл ту же роль, что и Сара внизу, в приемной. Признаться, Джарвис был гораздо лучше приспособлен к работе с клиентурой из высшего общества, поскольку редко позволял себя запугать. Он проявлял редкостное безразличие к положению в обществе, и, как следствие, им практически никогда не удавалось как-то надавить на него или унизить: за словом он в карман не лез.

Джарвис обладал внушительным ростом, и потому смотреть на него свысока было не так-то просто. Кроме того, он тщательно следил за своей внешностью, обладал элегантными, исполненными величавого достоинства манерами и правильной, хорошо развитой речью. Саре частенько приходило в голову, что, сменив костюм, Джарвис мог бы с легкостью сойти за члена высшего общества. Как-то раз ей случилось наблюдать, как к дворецкому подошел какой-то джентльмен, с самым угрожающим видом потрясавший свернутой в трубочку газетой. «Я жду доктора Симпсона вот уже больше часа, – сказал он. – И нахожу это совершенно неприемлемым. Я приехал сюда из самого Джедборо». «В самом деле? – холодно ответил Джарвис. – Предыдущий пациент приехал из Японии».

Сара в который раз окинула взглядом печальное сборище в нижней приемной, которая была ее епархией: целая толпа несчастных, страдавших от всякого рода болезней, многие из которых она могла диагностировать с первого взгляда: золотуха, чахотка, лишай, чесотка – с этим ей приходилось сталкиваться чуть ли не каждый день. Звуки кашля, сухого и мокрого, стали настолько привычными для нее, что ухо перестало различать их, хотя они и не прекращались ни на секунду.

Вздохнув, она бросила взгляд на часы, стоявшие на каминной полке. Работы всегда было так много – и так мало времени для радостей, которые другим казались чем-то само собой разумеющимся. Сара похлопала себя по карману, который до сих пор оттягивали лежавшие там с утра книги, и задумалась, удастся ли ей сегодня хотя бы заглянуть в них.

От размышлений ее отвлек звук шагов: кто-то спускался по лестнице. Она подняла глаза, ожидая увидеть Джарвиса, но это была Мина.

– Сара, я звонила в гостиной, и не раз, но никто не ответил.

– Миссис Линдсей не всегда слышит колокольчик, мэм, когда она в судомойне.

По крайней мере, так говорила миссис Линдсей. Кухарка уверяла, что она глуха на одно ухо и поэтому-то не всегда отвечает на звонки, но Сара подозревала, что это было не совсем так. Миссис Линдсей ненавидела, когда ее отрывали от стряпни.

– Мне просто необходимо выпить чаю. Битый час сражаюсь с этой вышивкой. Такой сложный узор…

– Быть может, вам лучше было бы почитать? – предположила Сара.

Мина посмотрела на нее с выражением, которое говорило: некоторые вещи столь очевидны, что, будучи сказанными вслух, граничат с глупостью.

– Ну конечно же, я предпочла бы почитать. Я читала бы целыми днями, будь на то моя воля. Но по причинам, не поддающимся никакому пониманию, вышивание считается умением, обязательным для девушки на выданье, и потому мне совершенно необходимо им овладеть – такова уж моя судьба. Так что, ради всего святого, принеси мне поскорее чаю, или я с ума сойду.