образ бледный,

Всегда печальный, всегда безмолвный...

...Но только чайка кричит победно

И гордо плещут седые волны.

27. Осень

По узкой тропинке

Я шел, упоенный мечтою своей,

И в каждой былинке

Горело сияние чьих-то очей.

Сплеталися травы,

И медленно пели и млели цветы,

Дыханьем отравы

Зеленой, осенней светло залиты.

И в счастье обмана

Последних холодных и властных лучей

Звенел хохот Пана

И слышался говор нездешних речей.

И девы-дриады,

С кристаллами слез о лазурной весне,

Вкусили отраду,

Забывшись в осеннем, божественном сне.

Я знаю измену,

Сегодня я Пана ликующий брат.

А завтра одену

Из снежных цветов прихотливый наряд.

И грусть ледяная

Расскажет утихшим волненьем в крови

О счастье без рая,

Глазах без улыбки и снах без любви.

28

Иногда я бываю печален,

Я забытый, покинутый бог,

Созидающий в груде развалин

Старых храмов — грядущий чертог.

Трудно храмы воздвигнуть из пепла,

И бескровные шепчут уста:

Не навек ли сгорела, ослепла

Вековая, Святая Мечта.

И тогда надо мною неясно,

Где-то там, в высоте голубой,

Чей-то голос порывисто-страстный

Говорит о борьбе мировой.

«Брат усталый и бледный, трудися!

Принеси себя в жертву земле,

Если хочешь, чтоб горные выси

Загорелись в полуночной мгле.

Если хочешь ты яркие дали

Развернуть пред больными людьми,

Дни безмолвной и жгучей печали

В свое мощное сердце возьми.

Жертвой будь голубой, предрассветной...

В темных безднах беззвучно сгори...

...И ты будешь Звездою Обетной,

Возвещающей близость зари».

29

По стенам опустевшего дома

Пробегают холодные тени,

И рыдают бессильные гномы

В тишине своих новых владений.

По стенам, по столам, по буфетам

Все могли бы их видеть воочью,

Их, оставленных ласковым светом,

Окруженных безрадостной ночью.

Их больные и слабые тельца

Трепетали в тоске и истоме

С той поры, как не стало владельца

В этом прежде смеявшемся доме.

Сумрак комнат покинутых душен,

Тишина с каждым мигом печальней,

Их владелец был ими ж задушен

В темноте готической спальни.

Унесли погребальные свечи,

Отшумели прощальные тризны,

И остались лишь смутные речи

Да рыданья, полны укоризны.

По стенам опустевшего дома

Пробегают холодные тени,

И рыдают бессильные гномы

В тишине своих новых владений.

30. Крыса

Вздрагивает огонек лампадки,

В полутемной детской тихо, жутко,

В кружевной и розовой кроватке

Притаилась робкая малютка.

Что там? Будто кашель домового?

Там живет он, маленький и лысый...

Горе! Из-за шкафа платяного

Медленно выходит злая крыса.

В красноватом отблеске лампадки,

Поводя колючими усами,

Смотрит, есть ли девочка в кроватке,

Девочка с огромными глазами.

— Мама, мама! — Но у мамы гости,

В кухне хохот няни Василисы,

И горят от радости и злости,

Словно уголечки, глазки крысы.

Страшно ждать, но встать еще страшнее.

Где он, где он, ангел светлокрылый?

— Милый ангел, приходи скорее,

Защити от крысы и помилуй!

31. Рассвет

Змей взглянул, и огненные звенья

Потянулись, медленно бледнея,

Но горели яркие каменья

На груди властительного Змея.

Как он дивно светел, дивно страшен!

Но Павлин и строг и непонятен,

Золотистый хвост его украшен

Тысячею многоцветных пятен.

Молчаливо ждали у преддверья;

Только ангел шевельнул крылами,

И посыпались из рая перья

Легкими, сквозными облаками.

Сколько их насыпалось, белея,

Словно снег над неокрепшей нивой!

И погасли изумруды Змея

И Павлина веерное диво.

Что нам в бледном утреннем обмане?

И Павлин, и Змей — чужие людям.

Вот они растаяли в тумане,

И мы больше видеть их не будем.

Мы дрожим, как маленькие дети,

Нас пугают времени налеты.

Мы пойдем молиться на рассвете

В ласковые мраморные гроты.

1904

32. Русалка

На русалке горит ожерелье

И рубины греховно-красны,

Это странно-печальные сны

Мирового, больного похмелья.

На русалке горит ожерелье

И рубины греховно-красны.

У русалки мерцающий взгляд,

Умирающий взгляд полуночи,

Он блестит, то длинней, то короче,

Когда ветры морские кричат.

У русалки чарующий взгляд,

У русалки печальные очи.

Я люблю ее, деву-ундину,

Озаренную тайной ночной,

Я люблю ее взгляд заревой

И горящие негой рубины...

Потому что я сам из пучины,

Из бездонной пучины морской.

33. Разговор

Я властительный и чудный

Пел печальной бледной деве:

«Видишь воздух изумрудный

В обольстительном напеве?

Посмотри, как быстро челны

Легкотканого обмана

Режут радостные волны

Мирового Океана.

Солнце жаркое в лазури

Так роскошно и надменно

Грезит негой, грезит бурей

Ослепительной вселенной.

И как голуби надежды,

Охранители святыни,

Духи в пурпурной одежде

Наполняют воздух синий.

И мы в ту войдем обитель,

Царство радостных видений,

Где я буду повелитель,

Вождь волшебных песнопений.