женским трупом

Бродил безумный скоморох.

И, смерти дивный сон тревожа,

Он бубен потрясал в руке,

Над миром девственного ложа

Плясал в дурацком колпаке.

Едва звенели колокольца,

Не отдаваяся в горах,

Дешевые сверкали кольца

На узких, сморщенных руках.

Он хохотал, смешной, беззубый,

Скача по сумрачным холмам,

И прижимал больные губы

К холодным девичьим губам.

И я ушел, унес вопросы,

Смущая ими божество,

Но выше этого утеса

Не видел в мире ничего».

Я долее слушать безумца не мог,

Я поднял сверкающий меч,

Певцу подарил я кровавый цветок

В награду за дерзкую речь.

Цветок зазиял на высокой груди,

Красиво горящий багрец...

«Безумный певец, ты мне страшен, уйди».

Но мертвенно бледен певец.

Порвалися струны, протяжно звеня,

Как арфу его я разбил,

За то, что он плакать заставил меня,

Властителя гордых могил.

Как прежде, в туманах не видно луча,

Как прежде, скитается тролль,

Он, бедный, не знает, бояся меча,

Что властный рыдает король.

По-прежнему тих одинокий дворец,

В нем трое, в нем трое всего:

Печальный король, и убитый певец,

И дикая песня его.

19. Дева солнца

Марианне Дмитриевне Поляковой

I

Могучий царь суров и гневен,

Его лицо мрачно, как ночь,

Толпа испуганных царевен

Бежит в немом смятеньи прочь.

Вокруг него сверкает злато,

Алмазы, пурпур и багрец,

И краски алого заката

Румянят мраморный дворец.

Он держит речь в высокой зале

Толпе разряженных льстецов,

В его глазах сверканье стали,

А в речи гул морских валов.

Он говорит: «Еще ребенком

В глуши окрестных деревень

Я пеньем радостным и звонким

Встречал веселый, юный день.

Я пел и солнцу и лазури,

Я плакал в ужасе глухом,

Когда безжалостные бури

Царили в небе голубом.

Явилась юность — праздник мира,

В моей груди кипела кровь,

И в блеске солнечного пира

Я увидал мою любовь.

Она во сне ко мне слетала,

И наклонялася ко мне,

И речи дивные шептала

О золотом, лазурном дне.

Она вперед меня манила,

Роняла белые цветы,

Она мне двери отворила

К восторгам сладостной мечты.

И чтобы стать ее достойным,

Вкусить божественной любви,

Я поднял меч к великим войнам,

Я плавал в злате и крови.

Я стал властителем вселенной,

Я Божий бич, я Божий глас,

Я царь жестокий и надменный,

Но лишь для вас, о, лишь для вас.

А для нее я тот же страстный

Любовник вечно молодой,

Я тихий гимн луны, согласной

С бесстрастно блещущей звездой.

Рабы, найдите Деву Солнца

И приведите мне, царю,

И все дворцы, и все червонцы,

И земли все я вам дарю».

Он замолчал, и все мятутся,

И отплывают корабли,

И слуги верные несутся,

Спешат во все концы земли.

II

И солнц и лун прошло так много,

Печальный царь, томяся, ждет,

Он жадно смотрит на дорогу,

Склонясь у каменных ворот.

Однажды солнце догорало

И тихо теплились лучи,

Как песни вышнего хорала,

Как рати ангельской мечи.

Гонец примчался запыленный,

За ним сейчас еще другой,

И царь, горящий и влюбленный,

С надеждой смотрит пред собой.

Как звуки райского напева,

Он ловит быстрые слова:

«Она живет, святая дева...

О ней уже гремит молва...

Она пришла к твоим владеньям,

Она теперь у этих стен,

Ее народ встречает пеньем

И преклонением колен».

И царь навстречу деве мчится,

Охвачен страстною мечтой,

Но вьется траурная птица

Над венценосной головой.

Он видит деву, блеск огнистый

В его очах пред ней потух,

Пред ней, такой невинной, чистой,

Стыдливо-трепетной, как дух.

Лазурных глаз не потупляя,

Она идет, сомкнув уста,

Как дева пламенного рая,

Как солнца юная мечта.

Одежды легкие, простые

Покрыли матовость плечей,

И нежит кудри золотые

Венок из солнечных лучей.

Она идет стопой воздушной,

Глаза безмерно глубоки,

Она вплетает простодушно

В венок степные васильки.

Она не внемлет гласу бури,

Она покинула дворцы,

Пред ней рассыпались в лазури

Степных закатов багрецы.

Ее душа мечтой согрета,

Лазурность манит впереди,

И волны ласкового света

В ее колышутся груди.

Она идет перед народом,

Она скрывается вдали,

Так солнце клонит лик свой к водам,

Забыв о горестях земли.

И гордый царь опять остался

Безмолвно-бледен и один,

И кто-то весело смеялся

Бездонной радостью глубин.

Но глянул царь орлиным оком

И издал он могучий глас,

И кровь пролилася потоком,

И смерть, как буря, пронеслась.

Он как гроза, он гордо губит

В палящем зареве мечты,

За то, что он безмерно любит

Безумно-белые цветы.

Но дремлет мир в молчаньи строгом,

Он знает правду, знает сны,

И Смерть, и Кровь даны нам Богом

Для оттененья Белизны.

20. Осенняя песня