дело было вечером, и я на него не в претензии.

Само собой разумеется, я не придал значения этому вздору. Пакет я отослал бы ему через Фрица, но не знал адреса Шальмана, а тот не давал о себе вестей, и я решил, что он заболел, умер или с ним случилось еще что-нибудь в том же роде.

На прошлой неделе был вечер у Роземейеров, тех самых, что занимаются сахаром. Фриц был приглашен туда в первый раз. Ему шестнадцать лет, и я нахожу, что молодому человеку надо бывать в обществе, иначе он станет ходить на Вестермаркт или в места на него похожие. Барышни играли на рояле и пели, а за десертом они заспорили, видимо, по поводу того, что произошло у них раньше, когда мы сидели за вистом в задних комнатах, и в чем, как я понял, Фриц тоже был замешан.

— Да, да Луиза, — воскликнула Бетси Роземейер, — ты плакала! Папа, Фриц довел Луизу до слез.

Моя жена сказала, что не возьмет больше Фрица с собой; она думала, что Фриц ущипнул Луизу или сделал что-нибудь другое в этом роде, я тоже уже собирался пожурить Фрица, но Луиза возразила:

— О нет, Фриц очень мил, и я была бы очень рада, если бы он снова заставил меня так плакать.

В чем же дело? Оказывается, он не ущипнул ее, он декламировал! Вот вам!

Конечно, хозяйке дома приятно, чтобы за десертом было какое-нибудь развлечение. Без этого вечер как-то не полон. Мефроу[14] Роземейер — Роземейеры хотят, чтобы их звали мефроу, потому что у них операции с сахаром и судовладельческие акции, — мефроу Роземейер решила, что то, что довело Луизу до слез, может понравиться и нам всем, и потребовала от Фрица повторения da capo[15], отчего он покраснел, как индюк. Я решительно не мог сообразить, что он такое Луизе декламировал, потому что знал буквально весь его репертуар. В него входили «Золотая свадьба»[16], стихотворное переложение из книг Ветхого завета и эпизод из «Свадьбы Камачо»[17], тот самый, который всегда нравится мальчишкам, потому что в нем речь идет о ловком обмане. Но что из всего этого репертуара могло вызвать слезы, оставалось для меня загадкой. Правда и то, что девушке ничего не стоит расплакаться.

— Фриц, мы ждем! Фриц, скорей! Фриц, начинай!

И Фриц начал.

Так как я противник утонченных литературных приемов, разжигающих любопытство читателя, то сразу скажу, что Фриц и Мария вскрыли пакет Шальмана и что именно оттуда они набрались глупой сентиментальности, которая впоследствии доставила мне немало хлопот. Но признаюсь, читатель, эта книга возникла из того же пакета; Во всем этом я позднее дам точный отчет, потому что дорожу репутацией человека, который любит правду выше всего и ведет свое дело солидно (Ласт и К0, кофейные маклеры, Лавровая набережная, № 37),

Фриц стал декламировать нечто, что было верхом бессмыслицы. Молодой человек пишет матери, что он влюблен, но что его любимая вышла за другого, — отлично, по-моему, сделала, — что он, несмотря на это, не перестает чтить свою мать. Понятно это или нет? Много ли нужно слов, чтобы это выразить? Между тем я успел съесть бутерброд с сыром, очистить две груши и уже до половины съел вторую, когда Фриц кончил. Луиза снова заплакала, а дамы нашли стихи очень приятными. Тут мой Фриц, которому, вероятно, казалось, что он совершил нечто выдающееся, рассказал, что он взял это стихотворение из пакета Шальмана, и мне пришлось сообщить присутствующим, как пакет попал в мой дом. Но я умолчал о гречанке (потому что за столом был Фриц) и ни словом не обмолвился о Капельстеге. Все сказали, что я отлично поступил, держась подальше от этого человека.

Сейчас вы увидите, что в пакете находились вещи и более солидные по содержанию, и кое-какие из них попадут в эту книгу, потому что они связаны с кофейными аукционами, — ведь я живу ради моей профессии.

Позже издатель спросил меня, не соглашусь ли я привести здесь стихотворение, которое декламировал Фриц. Я делаю это очень охотно, только пусть не думают, будто я сам придаю какое-нибудь значение подобным вещам. Все — вздор и выдумки! Я воздерживаюсь от возражений, иначе книга получилась бы слишком объемистой. Ограничусь лишь указанием, что стихотворение написано около 1843 года, близ Паданга, и что это низкая марка. Я имею в виду кофе.

Мать, от края далеко я

Первых радостей и слез,

Где, лелеянный тобою,

Я когда-то мирно рос.

Где, твоей согретый лаской,

Я не знал еще забот,

Где была ты мне защитой

От обид и от невзгод.

Неизменен и незыблем

Двух сердец родных союз:

Не ослабить и разлуке

Крепость нас связавших уз.

И теперь в земле далекой

Мне свидетель бог один:

Позабыть, о мать, не может

О тебе твой верный сын!

Лишь два года миновало,

Как прощались мы с тобой;

Как, надежд исполнен светлых,

Покидал я край родной.

Мне казалось, нахожусь я

К счастью жизни на пути:

За морями, на чужбине

Суждено его найти.

Мне казалось, лишь удача

Будет спутницей моей,

И судьбы, подчас коварной,

Я считал себя сильней.

Ведь как будто так недавно

Разлучил с тобой нас рок;

Но как много испытал я

За короткий этот срок!

Как промчалась быстро смена

Поражений и побед,

Хоть в душе моей глубокий

От нее остался след.

Я стремился к высшим целям,

Обретал и вновь терял;

И, совсем недавно отрок,

Незаметно мужем стал.