ушёл из этого мира. За окном сгущались свинцовые облака, хотя и было довольно светло. Ветер постукивал в окошко, позванивая стёклами.

Тем временем слуги уже давно встали и вовсю готовились к похоронам. Пришёл священник из храма, находившегося неподалёку. Он сидел в людской, внимательно перелистывая страницы Евангелия. На нём была длинная чёрная ряса, на груди на цепочке висел серебряный крест. При входе в людскую Александр Иванович, успевший привести себя в порядок и начистить до блеска сапоги, поздоровался с ним и узнал, что траурная процессия выйдет из замка в десять часов утра, когда соберутся все родственники. Процессия двинется прямо на местное кладбище. Александр пошёл сообщить об этом Наталье и столкнулся с нею в дверях. Её щёки вспыхнули, а очи опустились долу. В чёрном траурном платье она выглядела таинственной и прекрасной, словно бутон чёрной розы. И Александр невольно залюбовался этим хрупким и нежным цветком, почти забыв, по ком она надела этот траур.

После того, как он рассказал ей всё, что узнал о предстоящем погребении, они вместе сели на скамью у стены людской, которая была заставлена шкафами с посудой, кастрюлями, специями, съестными припасами и многим другим. Посреди людской стоял большой деревянный стол для слуг, застеленный грубой льняной скатертью. На столе была солонка, блюдечко и плетёная корзинка с чёрствым хлебом. Маленькая дверь в углу людской вела в винный погреб, где хранились выстроенные тесными рядами дубовые бочки с вином и мёдом. На кухне, к которой примыкала людская, возились насколько поваров. Они в жаре и духоте готовили поминальное угощенье. Всё это молодые люди рассматривали очень внимательно, не смея начать беседу. Однако в какой-то момент их глаза встретились и оба их личика вспыхнули румянцем смущения, а глаза опустились. И так они продолжали сидеть тихо, чуть дыша, совсем рядом друг с другом. Они слышали, как открылась парадная дверь замка, и в колонный зал внесли гроб. И тут же мрачные и тяжёлые мысли вновь погасили едва проскочившие искры безмятежности, так неуместно вдруг просочившийся в их разум. Нет, то было время скорби, не терпящей иных мыслей, ведь умер близкий им человек, и пришло время проститься с ним навсегда. Так было положено, таков людской закон.

Без четверти десять в людскую вошёл Альфред, одетый в траурный фрак.

— Ах, вот вы где, — сказал он, — господа уже изволили собраться в зале, вам следует поспешить.

Потом он поздоровался со священником и попросил его следовать за ним, попутно дав поварам несколько указаний. В колонном же зале собрались все родственники и слуги умершего господина Уилсона, не было только его жены. Двери были широко распахнуты, и ветер, залетая в зал, трепал бардовое покрывало, которым был накрыт небольшой стол. На этом столе стоял закрытый гроб. Никто не обратил особого внимания на появление Альфреда со священником. Одни деловито переговаривались между собой, другие стояли молча, опустив голову. Священник благословил присутствующих и прочитал молитву. После этого шестеро слуг, одетых в траурные ливреи, подошли к гробу, чтобы нести его до кладбища. В этот момент госпожа Симпли сказала священнику повелительным тоном:

— Святой отец, на улице сегодня холодно, давайте не будем затягивать прощание, сделаем всё быстро и разойдёмся.

— Дочь моя, — ответил ей священник, — обряд погребения свершится так, как он должен свершиться, без бесовского поспешания.

— Так начинайте же скорее! — возмутился Алексей Николаевич

Священник ничего не сказал, он молча отправился вслед за гробом, за ним последовали родственники, слуги, в завершении процессии шли музыканты, игравшие траурную мелодию. Процессия шла довольно быстро, подгоняемая вечно спешащим Алексеем Николаевичем, который даже хотел отправиться впереди гроба, но его предупредили, что это плохая примета, и ему пришлось идти рядом со всеми. По пути следования процессии к ней присоединились несколько соседей покойного, крестьяне, жившие на его земле и все местные жители, хорошо знавшие и любившие господина Уилсона.

С высокого холма трое мальчишек наблюдали за этой процессией: за гробом шёл священник, почти вровень с ним шагал Алексей Николаевич, за ним шли супруги Симпли, потом Карл Феликсович, Павел Егорович, за ним, чуть приотстав, Александр Иванович и Наталья Всеволодовна. Сразу за наследниками следовал небольшой оркестр, игравший траурный марш, редко попадая в ноты. А за оркестром тянулась толпа из соседей, слуг и просто тех, кто знал покойного. Всё было скромно, без тени помпезности, и казалось какой-то зловещей репетицией, но никак не теми похоронами, которых был достоин господин Уилсон.

Ветер дул прямо в лицо участникам похоронной процессии, старался сорвать с них шляпы и растрепать плащи. Солнце так и не показалось из-за плотных тёмных облаков, того и гляди должен был начаться дождь, способный превратить сельскую дорогу в непроходимое болото. Голые деревья, убранные опустошённые поля — всё казалось безжизненным и мрачным. Наконец процессия, миновав небольшой мост старинной кладки, прибыла к высокой белой церкви. За нею начиналось старое кладбище, где покоились все представители рода Уилсонов, а так же их верные слуги. Это царство мёртвых, окружённое старинной каменной оградой, никогда не отличалось особой приветливостью, а в такой день и вовсе выглядело устрашающе. Между серых каменных надгробий в самом центре кладбища была вырыта глубокая яма.

Священник снова прочёл молитву. Родственники, одетые в траур, подобно стаи чёрных ворон, выстроились в линию и нехотя слушали слова святого отца.

— Может, мы откроем крышку гроба, — тихо предложил Павел Егорович, — надо всё-таки попрощаться с покойным.

— О нет, Павел Егорович, — возразила госпожа Симпли, — этого делать совершенно не надо, я не переношу вид мёртвого тела. Вы ведь не хотите, чтобы мне здесь сделалось дурно?

— Да, уже можно забить крышку! — поспешно выкрикнул Алексей Николаевич, обращаясь к слугам.

Крышку забили. Громко взвыли медные трубы, фальшивя и дребезжа. Гроб бережно подняли, затем под звук траурного марша на верёвках опустили в вечный покой. При этом Наталья горько заплакала, склонившись к плечу Александра Ивановича. Павел Егорович бросил горсть земли в яму, затем это сделал Александр, и Наталья дрожащей рукой тоже бросила горсть земли, потом Альфред, слуги и соседи господина Уилсона. Господа же стояли чуть поодаль, отвернувшись, словно ничего не замечая. Лопаты мерно стучали, звонко ударяясь о глину и камни. Яма постепенно наполнялась землёй. Когда могила была зарыта, и над ней вырос небольшой холм, в изголовье вбили резной деревянный крест с табличкой. Ещё немного постояв, люди стали расходиться, ведь начал накрапывать дождь и вновь поднялся холодный ветер.

— Во дворе стоит каменный памятник с тумбой для могилы господина Уилсона, — сказал дворецкий.

— Зачем покойнику памятник? Он и крестом с табличкой обойдётся, —