абсолютно чистым: казалось, ни одна капля вражеской крови, ни единый клочок плоти или волосок не сумели удержаться на зеркально-чистой плоскости клинка. Бритвенно-острые кромки лезвия оставались настолько острыми, что, кажется, были способны разрезать даже взгляд.

Единственное, что изменилось после боя и смущало меня — это что клинок выглядел потускневшим, словно лишился внутреннего сияния, погрустнел и поблек.

Мне вдруг тоже стало грустно. Захотелось поговорить с оружием — как, бывало, разговаривала я со своей флейтой, приводя ее в порядок после длительной репетиции или концерта.

Я уложила клинок плашмя себе на колени, взяла чистый кусок ветоши, нанесла на бархатистую тряпицу несколько капель специальной оружейной смазки и принялась натирать и полировать лезвие, тихонько нашептывая:

Стань вновь светлым словно луч,

что сияет среди туч,

рассекай своим сияньем

все, что двигаться мешает,

оживай скорей и пой,

нам ведь скоро снова в бой!

Странное дело! Я никогда не считала себя поэтом, рифмы давались мне с трудом, хотя, как любой музыкант, я всегда чувствовала мелодичность стихотворной речи. А тут слова рождались сами собой, складывались в ритмичные строки, образуя то ли заговор, то ли магическое заклинание. Но еще удивительнее было то, что зеркало клинка с каждым моим словом становилось все более ясным, сияющим, словно напитывалось силой и светом!

— Орисса самолично заряжает живой клинок?! — у меня над головой раздался приглушенный возглас Ор-Сквири. — Как ты это делаешь, Барбра?! Откуда у тебя живое оружие, которое стоит дороже, чем весь наш обоз? И откуда у тебя, Барбра, магическая сила, чтобы вливать ее в оружие?

Не вздрогнула я только потому, что слишком глубоко погрузилась в свое занятие и не сразу осознала, что рядом появился кто-то посторонний, и этот кто-то обращается ко мне с какими-то вопросами. Про дороговизну клинка и про магию, которой у меня, получается, не должно быть, я услышала. Вот только что ответить?

Впрочем, я знаю, что. Правда, это будет не слишком вежливо, зато, возможно, отобьет у командира желание продолжать расспросы.

— Ты полагаешь, ор-Сквири, что род Ор-Тьюндер не может позволить себе приобрести для своей дочери такой клинок? — вскинув бровь, ответила я вопросом на вопрос.

— Нет-нет, что ты, Барбра! Я не хотел принижать силу и богатство твоего рода! — мужчина даже отступил на шаг.

Ага! Похоже, тут я угадала: раз орки так носятся с честью и памятью рода, значит, и выказывать уважение к чужому роду для них — залог хороших отношений между кланами. Думаю, вопросов о том, откуда у меня такое оружие, я до конца пути больше не услышу.

А вот магия…

Хотела бы я сама знать, как так вышло, что я сумела передать клинку какую-то силу. И вообще, что значит — живой? Как может быть живой полоска металла?

— Что ты знаешь о живых клинках, Ор-Сквири? — я сурово сдвинула брови, будто бы намекая на неосведомленность мужчины.

Тот неожиданно потупился, отвел взгляд:

— Не так много, орисса. Все секреты знают только создатели и владельцы такого оружия. Мне известно лишь, что выковывают и зачаровывают его маги-оружейники, а к хозяину привязывают кровью. Оживает оно не сразу: хозяин должен напитать клинок своей силой и напоить кровью врага в бою. Но у нас, орков, детей Духа Великой Степи Ора, другая магия. Не такая, как у магварров. Она не подходит для таких дел. Поэтому нам приходится либо обходиться простым оружием, либо… а! Понял!

— Что ты понял? — я насторожилась.

Из речи Ор-Сквири я уже узнала много полезного, но сейчас, похоже, пойму еще что-то очень важное…

— Ты — совладелица клинка. Кто-то из магварров наделил тебя правом владеть его клинком и заряжал его для тебя! Но все равно… как ты сама-то сумела?

— Догадайся сам, раз такой умный! — я поджала губы и дернула плечом, давая понять, что не хочу обсуждать дальше эту тему.

* * *

— Да-да. Ты права, Барбра. Это — только твоя тайна. Такие вещи не доверяют никому. — Ор-Сквири вздохнул чуть завистливо. — Ладно, пойду. И ты давай, возвращайся в обоз. Понимаю, что с таким клинком тебе ни один хунгр не страшен, но лучше не рисковать и не отдаляться от остальных бойцов отряда.

— Сейчас иду, — смиренно кивнула я.

Командир ушел, а я принялась обдумывать то, что услышала, и сопоставлять с тем, что произошло со мной на поле боя.

Итак, я нашла лежащего без сознания трибуна, боевого мага. Сначала нечаянно поцарапала до крови его, потом — порезалась сама. Так вышло, что моя кровь смешалась с кровью раненого, эта смесь впиталась в его и в мою кожу. Кто его знает, как устроена и как действует магия в этом мире, но, похоже, живой клинок посчитал, что теперь я вправе владеть им наравне с трибуном.

А сила… Могло ли получиться так, что вместе с каплей крови магварр передал мне и небольшую часть своих магических способностей? Вряд ли я стала таким же сильным магом, как спасенный мной мужчина, но для того, чтобы вернуть клинку силу, этой магии, видимо, хватило.

Вот только если живое оружие так высоко ценится, да еще и считается фамильным достоянием — не начнет ли магварр разыскивать меня, чтобы вернуть то, что по праву принадлежит ему?

Ох, Барбра!

Трибун ведь может решить, что ты унесла клинок сознательно.

Украла! Подчинила, пользуясь беспомощным состоянием раненого!

Как он меня накажет за это? Надеюсь, то, что я спасла ему жизнь, смягчит магварра, и он не будет слишком уж суров к несчастной ориссе, оказавшейся не в то время и не в том месте…

Я вложила клинок в ножны, по-прежнему прикрепленные к моему поясу, и побрела к костру, от которого уже доносились аппетитные запахи каши с тушеным мясом. Когда еще трибун придет в себя и бросится меня искать? А желудок урчал от голода уже сейчас, и я решила, что подкрепиться в любом случае не будет лишним.

«Война войной — а обед по расписанию», — говаривал мой отчим, отставной вояка. И теперь я на собственном опыте постигала всю глубину этой армейской мудрости.

… Пока ели, пока чистили котлы, начало светать.

Ор-Сквири скомандовал отправление, и обоз, выстроившись по две повозки в ряд, двинулся в путь. Я на своем б-раконе замыкала правый фланг и то и дело оглядывалась