не было возможности выпить обжигающий кофе, то холодная и бодрящая вода была как нельзя кстати.

Медсестра открыла упаковку и достала стерильный тампон, обмакнула его в жидкость и передала доктору. Он протер им неприятную рану на моей ноге.

— Черт, — прошипела я. Жжение не прекращалось — оно росло и росло. Оно растекалось по моей коже, как лава. Жар был настолько сильным, что я ожидала увидеть, как моя кожа начнет пузыриться или плавиться.

На глаза выступили слезы, и я потянулась за чем-нибудь, чтобы не ударить врача.

Я даже не поняла, что схватила Максимо за предплечье, пока он не начал разгибать мои пальцы, чтобы я не вырвала куски из его татуировок. Мне было слишком больно, чтобы смущаться или извиняться, но я все же разжала свою смертельную хватку. Прежде чем я успела выдернуть свою руку из его руки, его пальцы переплелись с моими и ободряюще сжали.

И я сжала в ответ.

Я уже начала бояться, что потеряю сознание, когда док наконец откинулся на спинку кресла.

Я выжила. Мы закончили.

— У вас несколько неприятных порезов на спине, — сказал он, разрывая мои нервы.

Дурацкая короткая майка.

Если голени болели, то тонкая, чувствительная кожа спины убивала. Я бы закричала, но у меня не было воздуха в легких.

К счастью, эта пытка длилась всего минуту, прежде чем доктор Пирс отошел.

— Мы закончили? — глядя на Максимо, когда по моим щекам текли слезы, я спросила его: — Теперь я могу идти домой?

Но Максимо не успел ответить, так как другое движение привлекло мое внимание.

Моя грудь сжалась, когда я увидела, как доктор Пирс поднимает с подноса пару огромных пинцетов.

— Мне нужно проверить ваше колено.

Моя рука метнулась к Максимо, и все тело напряглось, когда я увидела, как доктор поправляет лампу, чтобы она светила на меня. Пинцет коснулся раны, и мои плечи опустились в облегчении.

Все не так уж плохо. Определенно не так плохо, как мазь.

Но затем он начал двигать им. Я была уверена, что половина острого конца пинцета прошла сквозь мою ногу. Пронзая. Выковыривая. Копая.

Я опустила глаза вниз, чтобы убедиться, что он не отделяет мышцы от костей, но при виде открытой плоти — моей открытой плоти — моя голова закружилась, и пятна начали мелькать перед глазами.

Я выросла в боксерских залах по всей стране. Я видела разорванные брови, щеки и губы. Я даже зашивала их.

Но легче от этого не становилось.

Должно быть, я выглядела так же тошнотворно, как и чувствовала себя, потому что Максимо положил руку мне на затылок и вдавил мое лицо в свою грудь, чтобы я ничего не видела.

Прошло миллион лет — или, может быть, несколько минут — пока боль наконец не ослабла.

Оттолкнувшись от крепкой руки Максимо, я наблюдала, как доктор Пирс поднял пинцет. На его конце был зажат зазубренный кусок древесины.

— Это было в моей ноге? — прохрипела я, снова теряя сознание.

Что-то пикнуло, но мой взгляд с ужасом был прикован к этому куску.

— Как раз вовремя, результаты рентгена готовы, — доктор Пирс что-то набрал на компьютере, прикрепленном к стене. Загрузилась медицинская карта, и мой взгляд упал на мое имя в верхней части экрана.

Голубка Блэк.

Ха. Может быть, теперь, когда я сама по себе, я изменю свое имя.

Стану кем-то другой, а не никчемной Макмиллан.

Еще несколько щелчков — и на экране появились нечеткие черно-белые изображения. Я изучала их, как будто имела представление о том, на что смотрю.

— Хорошие новости, — сказал доктор, раскрыв для меня тайну. — У вас растяжение связок второй степени, но перелома нет. С коленями все в порядке.

— Что мне нужно делать с лодыжкой? — спросила я, слишком много зная о травмах, связанных с обматыванием.

— Мы наложим вам бандаж. По крайней мере, в течение следующих двух недель вы будете его носить, — он щелкнул несколькими кнопками. — Я распечатаю выписку с дополнительными инструкциями, указанием, чего следует остерегаться, и названием лосьона для лечения ран.

— Спасибо, — искренне сказал я. Несмотря на то, что он причинил мне безумную боль, было бы в миллион раз хуже, если бы я оставила порезы без лечения.

Особенно кусок дерева в колене.

Доктор пожал мне руку, а затем пожал руку Максимо.

— Я надеюсь, вы приобретете столик на благотворительном вечере в больнице в следующем месяце.

— Я всегда это делаю, — сказал Максимо, ничуть не обеспокоенный тонко завуалированным вымогательством.

Черт, это, наверное, стоило целое состояние, а моя страховка едва покрывает витамины "Flintstones".

Это будет не первый счет, который попадет в коллекторское агентство, и я знала, что это не последний.

После ухода врача и медсестры, мы молчали. Все мои мысли были о том, что будет дальше.

Убивать он меня явно не собирался. Я предполагала, что он отвезет меня домой — скорее всего, после того, как пригрозит мне молчать.

Может быть, это делало меня дерьмовым человеком или дерьмовой дочерью — или и той, и другой, — но я не пошла бы в полицию. Вероятнее всего их вообще волновала смерть Шамуса. Это не стоило того, чтобы оказаться в приемной семье. Или, что еще хуже, если бы они решили, что я виновата в его смерти.

Быстрый опрос его приятелей показал бы, что у меня было много мотивов.

Мой план состоял в том, чтобы вернуться к себе домой, сосредоточиться на том, как выжить, и сделать вид, что последних нескольких дней не было.

Медсестра вернулась с бандажом и показала мне, как надевать его на ногу, хотя я и так это знала. Она вручила Максимо мои выписные и рецептурные документы, а затем пересказала предписания врача.

К тому времени, когда она закончила свою речь, обезболивающие препараты уже начали действовать.

Это были не обезболивающие таблетки…

Моя голова была похожа на воздушный шар, и мне было сложно ориентироваться.

Неужели здесь всегда был такой яркий и раздражающий свет?

И всегда ли Максимо был таким горячим?

Нет. Определенно нет.

Это из-за наркотиков.

Монстры не бывают горячими.

Мне нужно выбраться отсюда. Я уверена, что моя голова-шар может просто улететь.

Не дожидаясь помощи, я встала и покачнулась, как от лекарств, так и от боли в ноге.

Максимо выглядел готовым задушить меня.

— Осторожнее.

— Я в порядке, — сказала я, как мне показалось, в миллиардный раз за день. Настолько много, что это слово уже даже не звучало как настоящее. — Хорошо, хорошо, хорошо.

— Я позволю вам отвезти ее домой. Свяжитесь с нами, если возникнут какие-либо