Воины дружно расхохотались на всю округу. Мне даже послышалось эхо в горах.

-- Теперь уж ничего не выйдет,-- сказал старший, он ехал позади меня.-- Ни к полудню, ни к полночи. Даже к зиме не выйдет.

И оба вновь рассмеялись.

Тут-то я догадался. Эта и называлась Пасаргады! Эти жалкие домишки, числом в три, от силы четыре десятка -- и была вся царская столица персов, из которой правил своим счастливым народцем сам Кир!

Ни крепостной стены, ни сторожевых башен, ни рва! В изумлении озирался я вокруг. Несколько пожилых мужчин в длиннополых шерстяных одеждах вышло из домов посмотреть на чужеземца. Полдюжины ребятишек, прячась, выглядывали из-за разных углов. Женщин я не видал ни одной. Живности еще сумел насчитать -- с десяток темных коз и овец, бродивших между домов да четырех крупных пастушьих собак, привязанных к железным кольцам, что висели на стенах. Они тянули носы в мою сторону и глухо рычали. Вот и вся была угроза.

“Где грозное войско? Где конница и колесницы? -- недоумевал я.-- Кто устрашился этого горного муравейника и его обитателей? Почему со всех концов света к безобидному пастуху подбирается смерть?”

Не успел я толком оглядеться, как очутился перед глинобитной оградой, за которой произрастал густой сад. Плодовые деревья уже начали цвести, и это место показалось мне тихим и блаженным уголком на самом краю обитаемого мира.

Всадники спустились с коней перед простыми досчатыми воротами. Сошел на землю и я. Старший громко окликнул кого-то на своем наречии. Через несколько мгновений ворота приоткрылись. Из сада появилось еще два воина с копьями, а за ними вышел человек лет сорока. Его высокое положение выдавали только грубая золотая цепь на груди, два золотых браслета на правом запастье и, конечно же, гордая осанка. В прочем он был одет так же, как и воины.

Я поклонился ему до земли, а мои проводники даже голов не склонили. Позже я узнал, что они происходят из древнего персидского рода, равного по крови самим Ахеменидам. Тот, кто вышел к нам, был хазарапатом, то есть управителем царского дворца и начальником царской стражи. Его имя было Уршаг.

Воины коротко переговоили с хазарапатом на своем наречии, и Уршаг обратился ко мне, а вернее к Анхузу-коновалу очень приветливо:

-- Анхуз! Царя персов нет дома. Я приветствую тебя от его имени. Мы слышали о тебе. Твоя слава обогнала тебя.

Вслух я поблагодарил хазарапата, а про себя -- Учителя, умевшего рассылать нужные слухи по всему свету.

-- Царь примет тебя с миром и щедро одарит, если ты вылечишь коней,-- продолжал Уршаг.-- Кров, пищу и омовение ты получишь немедля.

-- Первым делом желаю взглянуть на больных коней,-- сказал я.

-- Великий Митра и твои боги, Анхуз, да хранят тебя! -- громко произнес хазарапат и, приказав широко открыть для меня ворота, повел меня внутрь.

Это место оказалось и вправду блаженным и плодородным уголком, напоенным волшебными ароматами. Едва мы углубились в сад, как до моих ушей донеслось пение птиц и журчание воды. Оказалось, та речка, которую я заметил еще с горного склона, протекала через дворцовые пределы, где была искусно разбита на множество живописных ручьев.

Внезапно мой конь испуганно фыркнул и дернулся в сторону, едва не сбив меня с ног. Один из воинов тут же подхватил его под уздцы, а хазарапат жестом приказал увести жеребца. Из кустов нам навстречу неторопливо вышли два пятнистых хищника. То были гепарды. Я знал, что эти равнинные кошки поддаются полному приручению, но и мне, Болотному Коту, поначалу стало не по себе. Персидские же кони только повели ушами. Один гепард, подойдя, сразу сунул голову под руку хазарапату, и тот ласково почесал хищника за ухом. Другой же, унюхав чужака, потерся о мое бедро, пометив меня как свою собственность. Я был доволен -- с этим “стражником” царя уже не будет хлопот,-- но ласкать зверя, как позволялось управителю, не стал.

И вот я увидал сам дворец и даже устыдился того, что никак бы не назвал его этим словом, доведись увидеть мне такое здание в Милете, а тем более в Афинах. Это был просто большой дом, который мог бы себе выстроить любой состоятельный торговец. Дом был довольно просторен и чем-то напомнил мне казарму наемников около Афин. Дворец Кира, не украшенный ни облицовкой, ни узорами мог казаться издалека просто двумя грубыми каменными плитами, положенными одна на другую. Та, что поменьше, лежала поверх большей. В верхней был “просверлен” ряд окошек-дупел. Нижние же окошки были едва заметны на высоте в полтора человеческих роста. Поначалу я заметил только один вход во дворец и предположил, что есть еще по меньше мере один тайный, где-нибудь позади. Со стороны парадного входа был короткий портик, имевший ряд крупных, грубо обтесанных колонн. Каждая капитель изображала две массивные бычьи головы. Двери дворца отливали блеском темной бронзы.

Осмотрев на ходу все, что мог, я подумал так: в этот дворец проникнуть или же совсем легко, или же очень трудно.

Конюшня располагалась на задворках, представляя собой протяженный сарай на каменном фудаменте.

-- Вот они! -- указал управитель на стойло, отделенное от прочих глухой перегородкой.

Отравленные кони имели жалкий вид. У меня даже закралось опасение, что мой предшественник переусердствовал и моего противоядия не хватит, чтобы вывести отраву из этих истощенных, полудохлых животных. Наверно, это и вправду были любимые кони царя, раз он еще не приказал забить их и сжечь где-нибудь подальше от дворца.

-- Колдовство? Дурной глаз? Дело Ажи-дахаки*?-- спросил хазарапат.

Со знающим видом я покачал головой:

-- Лишайники. Кое-какие из них бывают ядовиты в новолуние. Готов взяться за дело прямо сейчас. Порадовать царя, когда он вернется.

-- Начни с этих двух,-- ткнул пальцем управитель в самых худых и слабых.-- Посмотрим, что у тебя получится.

-- Когда же вернется повелитель персов? -- осторожно полюбопытствовал я.

-- Воля царя,-- ответил управитель.-- Царь охотится в горах.

Вечером того дня он уже был доволен мною. Кони стали охотно пить в воду, в которою было подмешано противоядие, а потом также охотно умяли большую охапку сена, хотя с начала болезни и до этого дня хватали по травинке.

Миновал один день, за ним -- другой. Я жил при конюшне, с двумя конюхами, которые стали смотреть на меня, как на сошедшее с небес божество. Приходилось радоваться вместе с Уршагом, скрывая тревогу. Кони быстро выздоравливали, а их хозяина