-- Смогу ли принять плату из рук славного царя персов,-- не выдержав, спросил я Уршага на третий день.

-- Воля царя,-- сказал тот.-- Бояться нечего. Не приедет царь, получишь плату из моих рук. Знаю, сколько заплатит сам царь. Не обижу.

На четвертый день я осмелился погулять по саду. Воины-стражники, прослышав о моих чудесах, улыбались и кланялись мне, но подойти близко к задним дверям дворца не позволили. Пара ручных гепардов бесстрастно наблюдала за мной, когда я ходил вдоль внешней стены.

Настала пора приглядываться и к хребтам, так же защищавшим плоскогорье, как стены защищали дворец. Если бы работа завершилась, если бы все конские хвосты и гривы отросли бы вновь, а меня с почетом и золотом выпроводили бы вон до возвращения Кира, то пришлось бы найти себе щель где-то в горах и поглядывать оттуда на дворец, подобно ястребу, следущему за норой.

Конюхи играли в дощечки, как в кости. Коротая время, пригляделся и к этим дощечкам. Персы обрадовались. Денег у них не было и не бывало. Стали играть на плоды инжира. Мне так удивительно везло, что пришлось опасаться и того, что конюхи в конце концов примут меня за колдуна и распустят ненужный слух, или же, того хуже, вся моя удача, вся судьба растратится на объедение инжиром. Чтобы проигрывать, пришлось научиться шельмовать не в свою пользу.

Утром на девятый день, когда все кони уже наели бока и резвились на выгоне, я как обычно взглянул на дальние горы, в ту сторону, откуда пришел сам, -- и весь похолодел. Там, по главной вавилонской дороге, спускалась вереница повозок. Иудей со своим “товаром” был уже на подходе. Значит, и “ученый муж” мог таиться где-нибудь поблизости.

Пока я тревожно глядел вдаль поверх стен, деревьев и даже гор, вокруг внезапно началась суета. Несколько стражников побежало ко внешним воротам. Донеслись радостные возгласы и строгие приказы хазарапата. Со свистом ветра пронеслись мимо меня гепарды, только два золотистых пятна мелькнули среди кустов. Все конюхи -- добрая дюжина -- уже мчались куда-то со всех ног.

-- Царь! Царь возвращается! -- закричали они мне в разнобой на бегу.

Еще несколько мгновений я стоял столбом. Стук копыт раздался внезапно -- сразу громко, словно отдаленные раскаты грома. Царь персов появился где-то рядом, в устье ближайшего к Пасаргадам ущелья.

За деревьями сада и стенами ничего не было видно. Я тоже двинулся в сторону ворот. Но неспеша. Нужно было успокоиться, все обдумать и рассчитать. Один тонкий, короткий кинжал, пригодный для удара вплотную или броска с десяти шагов, был при мне. Оставалось решить, что ценнее: спасение или вечное почетное гражданство. Я был молод, но сердцем все же не слишком горяч.

Все воины, стражники дворца, выстроились в две шеренги от ворот до бронзовых дверей. Там в золотой одежде, вытканной явно не в этих диких краях, встречал повелителя хазарапат Уршаг. Только конюхов пропустили к воротам. Остальные слуги и подданные остались за плечами воинов, державших копья ровными рядами.

Я стал опасаться, что в этом торжественном столпотворении ничего толком не выйдет. Пробиться вплотную к повелителю стража не даст, а на точный бросок издалека рассчитывать нельзя. Но в том, что нынешний ясный день станет последним днем царя Кира, сомневаться мне не полагалось.

Я нашел довольно возвышенное место, с которого были хорошо видны и ворота, и промежуток между шеренгами воинов, и двери дворца, и приближающийся к Пасаргадам иудейский обоз,-- и весь обратился в зрение.

Ворота отворились, и въехала варварская конница. В тот же миг все “нестроевые”, оттесненные стражами, высоко подняли руки и стали выкрикивать славословия.

И я вновь был изумлен. Все всадники казались одинаковыми. Все статны, крепки, но одеты не лучше встречавших меня под городом воинов, если не считать посверкивавших на запястьях браслетов да более дорогих тканей, выбивавшихся из-под светлых, хорошо дубленых овечьих шкур. У всех к седлам были приторочены примерно равные охотничьи трофеи: гроздья птиц, горные косули и козы. Все всадники выглядели немолодо, самому младшему явно пошел уже четвертый десяток. Старший же из них, седобородый перс, ехал первым, но я сразу догадался, что царь не он.

“Кто же из них Кир?”-- недоумевал я и встревожился еще сильнее, когда заметил среди всадников человека, лицо которого казалось бронзовым, как дворцовые двери. То был несомненно эламит, и наверняка тому эламиту было рукой подать до царя.

Но вот в лворцовых пределах грохот утих, кони остановились, и конюхи, бежавшие по бокам и следом, почти одновременно подхватили их под уздцы. А за воротами и за оградой еще слышался стук копыт, и я, подтянувшись на носках, мог заметить по шапкам и копьям, что там разъезжаются в стороны еще полторы-две сотни воинов.

Хазарапат Уршаг, благоговейно, подняв руки, стал спускаться со ступеней дворца. Из дюжины знатных персов, вернувшихся с охоты, вышел невысокий плотный человек, которого я теперь видел только со спины. Уршаг сделал шаг ему навстречу и торжественно поцеловал в левое плечо.

Кир! Невысокий и ничем не примечательный с виду царь персов!

Когда он проезжал мимо, мне даже не удалось запомнить его лица!

И я обозвал себя “невеждой”. Ведь, пытаясь разглядеть всех сразу, не приметил главного отличия. На головах у всадников высились войлочные и кожаные шапки, украшенные серебряными кольцами и чешуйками, но вершины шапок были загнуты вниз. И только царская шапка, поблескивавшая золотыми колечками горделиво торчала своим острым концом в небеса. Вот и все отличие царя!

Впервые за дни моего пребывания в дворцовых пределах бронзовые двери открылись, и царь персов, явившись моему взору всего-то на несколько мгновений, исчез в сумраке своего дома.

Минуло еще немного времени, и снова вокруг дворца стало тихо и почти безлюдно. Стражники теперь стояли вокруг всего дворца, но именно теперь я смог вполне безнаказанно обойти дворец со всех сторон в нескольких шагах от стен, даже мимо задних дверей. Видимо, в отсутствие царя подходить к пустому дому, в котором обитали только слуги и женщины, чужим не позволялось. Священных сил царского тела (персы называют эти силы “хварено”, или “сияние”) хватало, чтобы отогнать от стен всякие злые чары.

Воины знали Анхуза-коновала как пришельца, исцелившего царских коней, и теперь с особенной радостью приветствовали его взмахами рук и копий. Но Анхузу-коновалу не требовалось почестей, золота и похвального слова царя. Он искал лазейки, щелки и выступы на стенах.

Смерть бродила в нескольких шагах от царя. Еще одна смерть или даже две пока