за это, они склонны оправдываться, извиняться. Примеры такого отрицания ответственности обычно перефразируют классические оправдания фашистских преступников в Нюрнберге: «Я только выполнял приказы».

Мы не до конца прояснили бы суть неотъемлемых прав личности, если бы не рассмотрели, как поведение уверенного в себе человека соотносится с общепринятыми авторитетами, такими, как мораль и право.

Мораль — система жестких правил, установленных людьми для оценки своего собственного поведения и поведения других людей. То, каким образом мы выбираем и используем моральные правила, очень похоже на то, как мы вели бы себя, укладывая рюкзак где–нибудь в Сьерре после того, как наш проводник, споткнувшись о бревно, сломал себе шею. Каждый из нас тогда столкнулся бы с трудной задачей: как найти путь домой. Всех охватил бы страх, что мы, возможно, не выживем. Каждый из нас, отыскивая и выбирая дорогу, уговаривает себя и других: «Вот правильный путь». Страх потеряться в этом заброшенном месте и незнание, что делать, немного проходят, когда мы обнаруживаем какой–нибудь признак цивилизации, пусть даже он заведет нас дальше в лес. Мы отказываемся подумать о том, что могут быть другие пути, не через лес, возможно, лучше того, который выбираем мы. Беспрекословно утверждая, что наша тропа — правильный путь, мы сбрасываем ответственность со своих плеч (за то, как мы доберемся до дома) и «перекладываем» ее на случайную тропу, которую выбрали. Если эта дорога не выведет нас к дому, мы будем вечно винить тех идиотов, кто прокладывал ее, вместо того, чтобы винить себя! Мы воспользовались этой аллегорией, чтобы показать, что абсолютно «правильного» или «неправильного» поведения с точки зрения морали нет. Нет даже каких–либо верных способов поведения. Есть только пути (способы поведения), которые выбирает каждый из нас. И эти пути обогащают или оскверняют наши жизни. К примеру, уверенный в себе человек, оказавшийся в Сьерре, вероятно, не пошел бы ни по одному пути из выбранных остальными, а нашел бы свой, используя доступную информацию: движение солнца, звезд, ориентиры, которые он запомнил.

Правовая система — система правил, установленных обществом, с целью обеспечить негативное воздействие на такое поведение, которое общество хочет подавить. Точно так же, как и система морали, законы не имеют ничего общего с абсолютно «правильным" и "неправильным». Система «правильного» и «неправильного» используется для того, чтобы, психологически управлять человеческими чувствами и поведением. Свод законов предназначен для того чтобы регулировать поведение людей и улаживать конфликты между ними. Но у вас всегда есть право нарушить закон и ответить за последствия этого. Кто из нас может сказать, что никогда не нарушал правила дорожного движения и парковки машиныи, будучи пойманным, всегда платил штраф? Мы несем ответственность за свой выбор и за его последствия. Многие из нас, однако, путают определения «правильного» и «неправильного» с юридической точки зрения. Большинство законодателей, судей и блюстителей закона также, бывает, испытывают затруднения при оценивании, что «правильно», что «неправильно», как и остальные. Юридические и судебные проблемы, возникающие при контролировании правильного и неправильного способов поведения, демонстрируют эту путаницу. Соединение юридической системы с системой «правильного» и «неправильного» превращает законы в инструменты управления и контроля эмоций. Система «правильно–неправильно» может смешиваться с сущностью закона, как в случае формулировки Верховного Суда Соединенных Штатов об общественно–спасительной порнографии. Имеет ли Верховный Суд в виду, что вы можете читать порнографические книжки, которые имеют «общественно–спасительную» ценность, и не чувствовать при этом вины за свою озабоченность сексом? Если персонажи книги, принимавшие участие в сексуальной оргии, не попали в пламень ада или, еще хуже, не раскаялись и не вступили в Армию Спасения, значит ли это, что вы должны чувствовать себя виноватым, читая это?

Понятия «правильного» и «неправильного» могут также быть «обернуты» вокруг закона и использованы в попытке наказать «неправильное» поведение на улицах офицерами полиции. «Юридическую» манипуляцию подобного рода я недавно испытал на себе со стороны инспектора дорожной службы в отделении полиции Лос–Анджелеса. После того как меня остановил и оштрафовал за езду со скоростью 63 мили в час в зоне движения 65 миль в час на скоростной трассе* усатый толстый средних лет центурион в мешковатом хаки, предполагалось, что я должен чувствовать свою вину: «Если ты хочешь быть потцом (мужской член на идиш) на нескоростной трассе, с этим все в порядке. Но если ты потц на скоростном шоссе — это неправильно, так что не делай этого больше!» Ему было мало того, что я заплатил штраф за низшую скорость, он хотел, чтобы я почувствовал себя виноватым из–за того, что он меня наказал. Казалось, он был немного разочарован отсутствием эмоций с моей стороны, но тут же овладел собой, сел в свою «ямаху» и уехал.

Когда используется система «правильно–неправильно», психологически это завершается чувством вины. Если применяются законы, вызывающие чувство вины, эти законы, или те, кто проводят их в жизнь, нарушают наше неотъемлемое человеческое право быть главным судьей своих эмоций.

Такие эмоционально используемые законы по своему действию радикально отличаются от других законов. Если вы решите проверить на себе действие обыкновенного закона, вы можете нарушить его и столкнуться с юридически предписанными последствиями, т. е. судебное разбирательство против вас, штраф или тюремное заключение. Это ваше собственное решение. С точки зрения других людей данное поведение может быть неумно, но это ваше решение, так же как и его последствия, позитивные и негативные — ваши. Если вы решите нарушить «эмоциональный закон», вы не только столкнетесь с юридическими последствиями, но также ощутите психологическую вину за его нарушение.

Ярким примером «эмоционального закона» может служить случай с уклоняющимся от службы в армии. Мужчины, которые искренне верят, что война — это трагическая трата человеческих ресурсов, и которые не хотят иметь ничего общего с военной службой, приговариваются судом к нескольким годам тяжелой работы (такой, как уход за лежачими больными в госпитале) взамен тюремного заключения. При этом, однако, право таких «осужденных» идти домой на ночь зависит от представлений работников больницы о том, что есть правильно и неправильно, или даже от их прихоти. Если работники больницы не любят «уклонистов», они выгоняют их, а это чревато тюремным заключением. Грубо говоря, когда судья выносит такой приговор, он, по сути, говорит уклоняющимся от службы: «Вы приговариваетесь к нескольким годам лизания чьих–то сапог, чтобы избежать тюремного заключения. У вас не будет свободы выбора; персонал больницы будет решать, что вам делать». Выбор этих молодых людей понятен: либо отправляться в тюрьму, либо отказываться от своего права быть своим собственным судьей. Такое положение дел если и не заставляет сознательно отказывающегося от службы