— Какими бы мотивами ни руководствовался наш общий знакомый, мы оба прекрасно знаем, что Йоркшир не для вас. При этом сельский аристократ — далеко не единственный, кто жаждет, вашего благосклонного внимания.

Гость улыбнулся и легко прикоснулся губами к ее виску. Энн изумленно подняла глаза, а он позволил себе повторить попытку, на сей раз, поцеловав в губы.

Едва справившись с удивлением, Энн подумала, что рядом с этим джентльменом ей не приходится сдерживать желание немедленно броситься на шею. Не хотелось ни углубить поцелуй, ни даже продлить.

— Пожалуйста, прекратите, — попросила она и, с некоторым усилием освободив руку, встала.

Виконт поднялся вместе с ней.

— Прошу прощения, Энн. Позволил чувствам… руководить действиями. — Он вновь сжал ее ладонь. — Пожалуйста, извините.

— Конечно, извиняю, — с готовностью поддержала леди Бишоп, стремясь загладить неловкость. — Мы же друзья.

Виконт улыбнулся, и в его небесно-голубых глазах мелькнуло неподдельное облегчение.

— Да, мы давние друзья. И в качестве друга хочу попросить разрешения сопровождать вас на раут Морландов. Какое бы решение ни навязал вам Хэлферст, один вечер вы вправе провести с удовольствием.

Возражений не нашлось. Да, общество лорда Хэлферста с каждым днем и с каждым часом становилось все более интригующим и привлекательным, и все же забыть о блистательной перспективе жизни в Йоркшире никак не удавалось. Если маркиз и впредь намерен придерживаться устоявшегося жизненного уклада, то следующий визит в Лондон состоится лет через шесть, не раньше. Разве можно стерпеть безнадежное затворничество в глуши?

— Хорошо, — согласилась леди Бишоп. — Буду рада отправиться на каток вместе с вами.

— Благодарю. В полдень непременно заеду. Едва гость вышел, Энн оглянулась на горничную.

Верная Дейзи скромно сидела в уголке и делала вид, что зашивает чулок.

— Как, по-твоему, теперь все джентльмены намерены меня целовать?

— Да, миледи. Вот только лучше лорда Хэлферста этого не умеет делать никто.

— Что?

— Вы же сами признались, миледи, что он очень хорошо целуется.

Госпожа вздохнула:

— Да, действительно призналась. Отрицать трудно. Не прошло и десяти минут, как в открытую дверь снова постучал Ламберт.

— Приехал лорд Хэлферст, миледи. Щеки ее мгновенно вспыхнули.

— Пригласите, пожалуйста, Ламберт.

Максимилиан помедлил в дверях, ожидая, пока дворецкий отойдет в сторону и уступит дорогу. Скоро, черт возьми, ему не придется спрашивать разрешения войти в комнату и увидеть ее. Скоро не придется сдерживать себя в поцелуях и воображать, что скрывают восхитительно-волнующие линии скромного утреннего платья.

— Доброе утро, — поприветствовал ее маркиз, входя.

Энн встала.

— Доброе утро.

Она смотрела на его губы. Усилием воли Максимилиан преодолел внезапное желание опрокинуть красавицу на диван и сделать своей не только формально, на скрепленном подписями отцов листке бумаги девятнадцатилетней давности. Он всего лишь бережно коснулся щеки и склонился для почти бесплотного поцелуя.

Незаметное, но бдительное присутствие горничной заставило его тут же выпрямиться и прервать поцелуй значительно раньше, чем хотелось.

Малышка вцепилась в лацканы сюртука и прильнула так откровенно, что при первом же дыхании Максимилиан ощутил прикосновение нежной груди. Святая Дева, о чем же он думал раньше? Почему не примчался в Лондон, едва ей исполнилось восемнадцать, несмотря на стойкое предубеждение против столицы и ее жителей? Из-за преступной медлительности пропали почти два драгоценных года рядом с Энн Бишоп.

Горничная громко кашлянула в своем углу. Энн вздрогнула, опустила руки и отступила.

— Доброе утро.

Маркиз улыбнулся:

— Вы это уже сказали.

— Правда? Совсем забыла.

— В таком случае, наверное, забыли и о поцелуе. Должно быть, следует напомнить.

Энн на мгновение зажмурилась.

— Не думаю, что такой поступок окажется мудрым, — прошептала она и снова взглянула подернутыми туманной дымкой зелеными глазами.

— Аминь, — донесся из угла голос Дейзи. Максимилиан на мгновение обернулся. Горничная, конечно, права, как и сама Энн. Следует держать себя в руках; опыт уже показал, что вспугнуть суженую ничего не стоит: любая попытка форсировать мучительно медленный процесс приручения может закончиться крахом. А он вовсе не намерен терять драгоценность, едва обретя.

— Что ж, пусть так. — Лорд Хэлферст грустно вздохнул. — Позволите ли в качестве компенсации попросить вас провести вторую половину дня в моем обществе? Дело в том, что меня пригласили покататься на коньках на Темзе.

Только что пылавшие щеки Энн внезапно побледнели.

— О!

— В чем дело? — не скрывая дурного предчувствия, сурово уточнил маркиз.

— Дело в том, что… недавно приезжал лорд Хард. Я дала согласие отправиться на каток с ним.

Проклятый фигляр!

— Итак, целуете меня, а планы строите с другим?

— Его она тоже целовала, — неожиданно подала голос горничная. Правда, тут же испугалась собственной дерзости и втянула голову в плечи.

— Дейзи!

— Что?

Энн отступила еще на несколько шагов.

— Я его не целовала. Это он меня поцеловал. Максимилиан сжал кулаки.

— И что же, он и раньше вас целовал? — Нет! Разумеется, нет!

Хотелось поверить, однако гнев не отпускал, сковывая разум, Дезмонд Хард посмел прикоснуться к его невесте, а она неосмотрительно согласилась покататься с наглецом на коньках!

— Я с вами не в игры играю, — сурово заявил он, — и был бы признателен, если бы вы соблаговолили тоже этого не делать.

— Право, я не…

— Желаю приятно провести время.

Слишком обиженный и раздраженный, чтобы поддерживать вежливую светскую беседу, Максимилиан резко повернулся и вышел из комнаты.

Оказавшись на улице, он запрыгнул в седло и направил коня к дому. В одном сомневаться не приходилось: сегодня каток на Темзе никак не обойдется без его присутствия. Пусть даже лорд Хард временно одержал верх, но леди Бишоп все равно принадлежит, и будет принадлежать ему одному.

Энн сидела между Терезой и Полин на скамье, специально предусмотренной, для отдыха дам. Супружеская чета Морландов пригласила около сотни гостей, и оставалось лишь надеяться, что лед на Темзе выдержит непомерную нагрузку.

— Пытаюсь сосчитать соотношение джентльменов и леди, — шепотом сообщила Полин, пока горничная застегивала на сапожках коньки.