— Теперь мне уже все равно, Шварц, уже все равно, — в который уже раз пробормотал Куно—и, оступившись, едва не растянулся на мостовой. Шварц с трудом поддержал его и мотнул головой, невнятно пробормотав что-то неприличное.

— Добрый вечер, господа! — внезапно услышали они чей-то жизнерадостный голос. — Как я рад встретить вас! Здравствуйте, штурмбаннфюрер фон Доденбург! Здравствуйте, гауптштурмфюрер Шварц! — Чья-то рука схватила Куно за локоть и заставила его остановиться.

Фон Доденбург с трудом заставил себя сфокусировать зрение. Перед его глазами возникла толстая фигура гауляйтера Шмеера в сопровождении его дочери, на которой была черно-белая форменная одежда члена «Союза немецких девушек».

— Я вас не знаю, — с трудом произнес фон Доденбург. Его язык заплетался. — Что за черт! — Он оттолкнул руку Шмеера и зашагал дальше.

— Пожалуйста, займись им, Карин, — обеспокоенно произнес Шмеер. — Проследи за тем, чтобы господин офицер благополучно добрался до своей квартиры. Иначе он попадет в беду. В таком состоянии его легко могут арестовать фельджандармы.

— Слушаюсь, отец! — звонко воскликнула девушка и побежала вслед за фон Доденбургом.

Шмеер дождался, когда его дочь догнала Куно и взяла его под руку; походка фон Доденбурга стала чуть более твердой. Улыбаясь, Шмеер наклонился к Шварцу:

— Ну что ж, гауптштурмфюрер, сейчас мы можем выпить еще по кружечке пива, — а потом я смогу отвести вас туда, где нас ждут те маленькие развлечения, о которых я рассказывал вам в прошлый раз, помните?

— Пиво… развлечения… — механически пробормотал вслед за ним Шварц. Его глаза были мутными.

Шмеер взял эсэсовца за руку.

— Пошли, гауптштурмфюрер! — настойчиво прошептал он и потащил за собой Шварца.

Они пересекли широкую площадь перед собором и двинулись по старинной узкой улице. Каменные стены ее домов, казалось, были пропитаны въевшимся в них многовековым ароматом распутства; в воздухе словно носился многолетний несвежий запах обнаженных человеческих тел, которые непрерывно терлись здесь друг о друга на протяжении веков. Шварц бросил взгляд на католический собор сзади. Казалось, его мрачный фасад взирает на них с затаенным молчаливым неодобрением.

* * *

Руки Карин Шмеер обвили шею фон Доденбурга, и она поцеловала его, засовывая свой язык глубоко ему в рот. От офицера пахло пивом, но Карин было все равно. Все ее тело уже подрагивало от желания, и она чувствовала, как быстро набухают ее соски. Она потерлась о него своим мягким животом. Но тело фон Доденбурга не отозвалось.

— О, черт, — вполголоса выругалась она.

Куно словно ничего не слышал. Он стоял на середине комнаты, пьяно раскачиваясь. Казалось, все его силы были направлены лишь на то, чтобы не упасть.

Карин торопливо стянула с себя юбку и сбросила на пол белую блузку, представ перед фон Доденбургом обнаженной. Но даже ее неожиданная прелестная нагота не произвела никакого впечатления на опьяневшего офицера.

На несколько секунд девушка застыла в неуверенности, не зная, что ей делать. Она медленно провела руками по своим грудям, ощутив задорно торчащие соски. Затем решительно стянула с себя белые трусики и выпятила вперед живот—так, чтобы фон Доденбургу стал хорошо виден темный треугольник волос между ее ног. Но это вновь не вызвало никакой ответной реакции

— Ну давай же, миленький, — пробормотала Карин. — Сделай так, чтобы он встал. Я хочу его!

Она приблизилась к Куно и, взяв его за руки, прижала ладони эсэсовца к своим грудям. Как бы ей хотелось, чтобы он крепко сжал их своими сильными ладонями с длинными аристократическими пальцами! Она давно мечтала об этом — с тех пор, когда впервые встретилась с симпатичным благородным молодым офицером.

— Но тебе же всего шестнадцать лет, — произнес вдруг фон Доденбург. Это были первые слова, сказанные им с тех пор, как они оказались в этой комнате.

Девушка рассмеялась циничным смешком.

— Какая разница? — Она прижалась к нему всем телом и, засунув кончик языка ему в ухо, жарко облизала его. — И в шестнадцать, и в шестьдесят лет все происходит одинаково. Разве что у шестнадцатилетней всё туже и уже.

Опытной натренированной рукой дочка гауляйтера расстегнула ширинку его форменных брюк, действуя с отчетливой сноровкой, точно работница фабрики, привычно поворачивающая рычаг своей машины, и жадно погладила мужское достоинство фон Доденбурга.

Неожиданно — словно водой наконец прорвало плотину — член Куно вдруг ожил. Карин с вожделением почувствовала, как он наливается кровью и твердеет у нее на ладони. Уже не в силах сдерживать дрожь, которая пронизывала все ее тело, она отвела Куно к постели и легла, широко и призывно раздвинув ноги. Она едва могла сдерживаться.

— Тебе будет больно. — Голос фон Доденбурга немного изменял ему, но уже не от выпитого, а от сильного сексуального возбуждения.

— О чем ты говоришь?

— Об этом. — Он прикоснулся своими длинными чуткими пальцами к ее маленькой влажной щелочке.

Карин едва не рассмеялась ему прямо в лицо. Но ей не хотелось разочаровывать его.

— Не бойтесь, фон Доденбург. Все будет хорошо.

Девушка быстро развела ноги в сторону так, чтобы ему было удобно поместить между ними свое сильное мускулистое тело.

— Думаю, что вам наступило время подняться на борт, господин офицер, — прошептала она. Ее губы неожиданно пересохли, а сердце застучало с неистовой силой.

Когда он погрузился в Карин, перед ее глазами мелькнул висевший на стене портрет фюрера, косившегося с явным неодобрением на ее поведение, совсем не подходящее для члена «Союза немецких девушек». Затем из груди Карин вырвался вздох безграничного удовольствия, и она забыла обо всем на свете.

* * *

Шлюхи были чернявыми и смугловатыми. Их красота была какой-то нездешней, хотя все они без исключения разговаривали на чистом немецком языке с заметным вестфальским акцентом. И было очевидно, что они все испугались при виде эсэсовского мундира Шварца с серебристыми рунами в петлице. Как ни был пьян сам Шварц, он сразу же заметил это.

Шмеер, впрочем, чувствовал себя здесь как дома. Он похлопал хозяйку борделя по увесистому заду и жизнерадостно прокричал:

— Рашель, сегодня мы не будем пить пива. В честь моего молодого друга, который пришел сегодня сюда, поставь-ка нам шампанского!

— О, шампанское! — с хорошо разыгранным поддельным энтузиазмом хором воскликнули проститутки.

— Господин гауляйтер, вы и так задолжали за этот месяц пятьсот марок, — с усталым видом проговорила бандерша. Похоже, она уже не раз напоминала об этом своему постоянному клиенту — и без особого успеха.

— Знаю, знаю, моя прекрасная Рашель, — хохотнул Шмеер. — Но если я не смогу с тобой расплатиться, то рейхсфюрер СС легко решит эту проблему, не так ли, дорогуша? — Он с хитрецой покосился на нее и покрутил в воздухе своим толстым пальцем, изображая дым, уходящий спиралью сквозь трубу. Лицо хозяйки борделя залилось мертвенной бледностью.