Несколько мгновений оба молодых человека молчали. Лейтенант нежно поглаживал золотистую прядь. Мичман не менее нежно сжимал в руках черную. Потом оба расхохотались и спрятали свои сокровища во внутренние карманы.

Взяв у товарища бинокль, Кроуджер стал пристально смотреть на видневшийся в отдалении дом.

— В одном отношении ты безусловно прав, Билль, — сказал он после короткой паузы. — Это, конечно, те самые головки, с которых три дня назад были срезаны подаренные нам локоны. Кармен и Иньеса смотрят на нас в бинокли. Должно быть, им хочется, чтобы мы скорее приехали. Клянусь честью, за нами задержки не будет! Едем, Билль! Через полчаса ты согласишься с тем, что черный уголь не выдерживает сравнения с янтарем. Это не требующая доказательств истина становится особенно очевидной под ярким светом калифорнийского солнца.

— Ни солнце, ни луна не убедят меня в очевидности этой истины. Ни на какие сокровища мира не променяю я косы цвета воронова крыла!

— А я светлые кудри с золотым отливом!

— Что ж, у каждого свой вкус! Эту поговорку часто употребляет моя Иньеса. Она выучила меня говорить ее на андалузском наречии. Если бы ты знал, как чудесно звучат по-испански эти несколько слов! Однако мы заболтались. К делу, Нед! Как ты думаешь, отпустит нас старик или нет?

— Разумеется, отпустит.

— Почему ты так уверен в этом?

— О, невинный младенец! Он отпустит нас потому, что я его просил об этом. Да, ему гораздо труднее отказать мне, чем тебе. Ты сын бедного валлийского эсквайра, а я имею счастье быть единственным наследником двадцати тысяч годового дохода. К тому же мой дядюшка считается важной шишкой в главном адмиралтействе. Я просил капитана отпустить нас обоих. Просьба моя будет исполнена. Не беспокойся! Старик умеет держать нос по ветру и соблюдать свои выгоды. Вот, кстати, и он. Легок на помине! Сейчас мы получим от него утвердительный ответ.

— Джентльмены, — сказал капитан, подходя к молодым людям, — я разрешаю вам прогуляться на берег. Гичка причалит там, где вы найдете это нужным. Отошлите ее обратно и попросите боцмана приехать за вами. Только, пожалуйста, не забывайте о благоразумии. Воздерживайтесь от спиртных напитков. Старайтесь не впутываться в чужие дела. Как вам известно, Сан-Франциско полон сейчас всякого сброда. Будьте осторожны, не заводите знакомств с подозрительными авантюристами и в особенности берегитесь женщин.

Закончив свою маленькую напутственную речь, капитан круто повернулся и ушел. Он находил нужным, чтобы подчиненные на свободе обдумали его советы. Но им было не до того. Они, как школьники, радовались желанному отпуску. Гичку уже спустили на воду; матросы рассаживались по местам. Лейтенант и мичман опрометью бросились в каюты и занялись приведением в порядок своих туалетов. Им хотелось предстать перед красавицами в полном блеске. Критические взгляды молоденьких испанских сеньорит пугали их гораздо больше, чем залпы неприятельской батареи. Тщательно одевшись, они спустились в гичку. Кроуджер приказал отчаливать.

Несколько мгновений спустя легкая гичка уже скользила по гладкой поверхности залива. Она держала курс не к пристани, а к южному берегу, на котором были расположены городские предместья, в ту сторону, где неподалеку от маяка виднелся роскошный дом дона Грегорио Монтихо.

Глава VI

ДВЕ ИСПАНСКИЕ СЕНЬОРИТЫ

Дон Грегорио Монтихо, чистокровный испанец, поселился в конце тридцатых годов прошлого столетия в Мексике и оттуда переехал в верхнюю Калифорнию; обосновавшись на берегу залива Сан-Франциско, он сделался скотоводом. В ту пору большинство калифорнийцев занимались разведением скота.

О том, что дела дона Грегорио шли блестяще, свидетельствовали размеры его владений. Они простирались на несколько миль вдоль берега и на такое же расстояние в глубь страны. Табун в тысячу голов лошадей и стадо из десяти тысяч голов рогатого скота паслись на роскошных пастбищах.

Гасиенда дона Грегорио стояла на вершине холма, возвышавшегося над заливом и как бы замыкавшего невысокую гряду, которая тянулась перпендикулярно берегу и, постепенно понижаясь, сливалась с длинной песчаной косой. Между берегом и усадьбой проходила большая дорога.

Дом богатого гасиендадо, массивное четырехугольное здание, построенное в том ложномавританском стиле, который завезли с собой в Новую Испанию конкистадоры, состоял лишь из одного этажа. Плоская крыша его представляла собою террасу, обнесенную изящной балюстрадой. Во внутренний двор можно было попасть через ворота, проделанные в главном фасаде. Ворота эти отличались такими размерами, что в них могла бы свободно въехать даже карета сэра Чарльза Грандиссона.

Вокруг калифорнийских гасиенд почти никогда не бывает садов. Большей частью они окружены со всех сторон простым плетнем и рядом коралей для скота, обыкновенно устраиваемых позади дома. В этом смысле гасиенда дона Грегорио Монтихо была приятным исключением из общего правила. Его дом защищала от нескромных глаз каменная ограда. Главные ворота выходили на большую дорогу. От ворот к дому вела широкая, совершенно прямая аллея, посыпанная толчеными, ослепительно белыми морскими раковинами. По обеим сторонам этой аллеи возвышались чрезвычайно декоративные, вечнозеленые растения. Несколько клумб с местными цветами и десятка три персиковых деревьев указывали на то, что хозяин делал кое-какие попытки устроить вокруг своего жилища настоящий сад.

Ознакомившись с внешним видом и внутренним устройством гасиенды дона Грегорио, а также с размерами его владений, вы, наверное, решили бы, что этот человек нажил в Америке большое состояние. И вы не ошиблись бы. Дон Грегорио действительно сделался богачом. Надо, впрочем, сказать, что из Старого Света в Новый он приехал не с пустыми руками. У него было с собой довольно много денег, благодаря которым ему удалось сразу купить большой участок земли и изрядное количество скота. Дон Грегорио не принадлежал к числу нищих авантюристов. Это был спесивый и надменный бискайский гидальго, гордившийся тем, что предки его сражались когда-то бок о бок с Сидом.

Вместе с крупной суммой денег он привез с собой в Калифорнию жену (тоже уроженку Бискайи) и крошку-дочь. Жена его скоро умерла. В надгробной надписи на одном из памятников, затерявшемся между могил старого кладбища миссии Долорес, увековечены ее добродетели.

Несколько лет спустя маленькая